Дневник Марины Мнишек - Автор Неизвестен

как учнут пети кенаники, и в те поры постелничему Семену Шапкину послати перед царскими дверми ковер, а на верх ковра бархат золотной; а архидиакон и протодиакон зовут государыню цесареву на помазание и к причастию, и государыня пойдет к причастию, а государь пойдет с нею ж. И после совершения обедни, туто же, перед царскими дверми, быти венчанью, а венчати протопопу Федору, а патриарху и властем стояти на своем месте. А у государя и у государыни стоять тысятцкому, и дружкам, и свахам, а бояром и думным лю-дем стояти за царским местом, а народ в те поры из церкви выслати; а с вином церковным стоять и наряжать Офонасей Александрович Нагово, а у государыни свахе, Ондрееве жене Александровича. А осыпати государя цесаря и великого князя Дмитрея Ивановича веса Русии боярину князю Федору Ивановичу Мстиславского, у Пречистые на рундуке, как пойдет из дверей; а миса держати казначею Василью Головину, а золотые и денги носить казенному диаку меншому Булгакову. А пути все слати сукны багрецы, а на них бархаты; а слать казначею Василью Петровичу Головину да казенным 3 диаком.

А как из дверей пойдет, и в дверех осыпати трижды, и итти к Грановитой полате в столовую избу, и у Грановитой полаты и у столовой осыпать везде по трижды; а литовских послов отпустить от Пречистые.

А пришед государь в столовую избу, посидит немного за столом до третьей ествы, а ествы подать приказные, а пойдет государь в свои хоромы; а поезду провожать до постелных хором, а воеводе Сен-домирскому и тысятцкому до постели. А за столом быти воеводе, и приятелем ево, и бояром немногим. А болшого стола на первый день не будет, а быть болшим столом в Грановитой полате по три дни; сидеть воеводе, и послом, и приятелем воевотцким в кривом столе, а против их; и потчивать боярин Петр Федорович Басманов, да околничей князь Григорей Ромодановской, да думной дворянин Григорей Микулин, да приставы. А слугам воеводцким, и посолским, и жолнырем лутчим, выбрав человек до полутораста, посадити в Золотой полате; а потчивать их думным дворяном Иван да Таврило Пушкины, да дьяк Олексей Шапилов. А мусике на первый день не быть, а быть в Грановитой полате за болшим столом.

(СГГиД. Ч. 2. № 138. С. 289— 293).

№ 10

1606 г., мая 8 (18). — Из “Записок” Станислава Немоевского о венчании на царство Марины Мнишек.

Венчание на царство государыни имело место в большой кремлевской церкви, которая сведена в пять немалых куполов, покрытых вызолоченною жестью, куда наперед патриарх и много владык и попов, с каждением и трезвоном, внесли корону и воротник на плечи, вышитый жемчугом и сапфиром.

За сим дано знать великому князю. Место, по которому он должен был идти из своих покоев (это было, как из королевских покоев в Кракове, именно, из замковых ворот), по земле покрыто красным голландским сукном, по нему темно-коричневая турецкая парча в два полотнища, которая, пожалуй, и не была очень богата, но, тем не менее, не без цены. Когда великий князь уже имел итти, нам, полякам, указано ждать в сторонке от того места, по которому шел, в том сводистом помещении, где обыкновенно заседают бояре с москвитянами, которые шли в таком порядке:

Впереди шли, парами, человек сто, нечто вроде дворян (их они называют “боярскими сыновьями”), а за ними около шестидесяти думных бояр, все в парчевых армяках, вложивши руки в рукава, с жемчужным обручем на шее, в три пальца ширины (они его называют “ожерельем”); головы у всех оскоблены, в жемчужных ермолках, более бедные — в парчевых, и в чернобурых шлыках, сделанных некрасиво, по мере достатка. Таков у них обычай, что <...> в каждый из больших праздников (они их называют “празник”) оскобляют себе лбы — ведут они его от Ветхого Завета, — что омыты, де, от греха; частью, взяли от татар, от своих некогда господ, будучи у них долгое время в неволе, о чем ниже будет речь обстоятельнее. Все они шли без оружия: никто не смеет носить его в городе, того более, приезжать с ним в Кремль, разве что в дороге. Если же один оговорит другого, то о поединке речь неслыханная, а тузят друг друга кулаками в бока, или рукавами по губе, выпустивши их из рук. Удара в лицо никто не боится, хотя бы он был от преступника, но боятся от ногтя.

За боярами шли четверо в белом бархате, в рысьих, из передних частей, шлыках, с широкими секирами на плечах, а перед самым великим князем мечник Михайло Шуйский, племянник нынешнего великого князя, с мечем наголо, долгим и широким, в парчевой шубе, подшитой неважными соболями, руки всунуты в выпуски; шуба имела вид реверенды, какую употребляют наши придворные ксендзы.

Ношенья этого меча раньше у них не было в обычае; он только что введен, когда узнали, что такая церемония бывает у нашего короля in solennitatibus[388].

Все они имели на себе немалые золотые цепи, а многие из них и по две, крестом. По сторонам шли немцы-алебардники с алебардами; сам великий князь, облаченный regaliter,[389] в короне, в парчевом, [с] жемчугом и сафирами, небольшом армяке, с руками в рукавах а равно с воротником на плечах. С правой стороны его сопровождал г. Малаговский, посол его в-ва короля, с левой — дядя великого князя, Михайло Нагой, тогда конюший (но нынешний сейчас же устранил его от этой должности, которая у них считается первою, и передал ее своему брату). Потом шла государыня, одетая по-московски, в парчевом, вышитом жемчугом платье по лодыжки, в подкованных червонных сапожках. С правой стороны ее сопровождал отец, его милость г. воевода Сендомирский, с другой — княгиня Мстиславская, в атласном платье, лоб в золотом головном уборе, лицо толсто смазанное белилами и румянами. За нею шли дамы — приятельницы государыни и четыре московских дамы. Остальной женской челяди не приказано выходить из их помещения.

Вошедши в церковь, великий князь бил челом перед образами. Посол, г. Малаговский, который, как сказано, провожал его, снял свою магерку с перьями. Тогда подошел к нему канцлер, Афанасий Власьев, и сказал ему:

— Дай, я подержу тебе шапку.

Посол ему дал, а он, взявши ее, приказал вынести ее из церкви. Препроводив великого князя к трону, г. посол напомнил ему, чтобы тот возвратил шапку, но он отделывался, смеясь, словами: “будет”, то, другой раз, — “уже скоро будет”, то,