Леди и война. Пепел моего сердца - Карина Демина

Бабочка не спешит улетать. Она ползет по ладони Ллойда, забирается на вершину указательного пальца, раскрывает крылья — на черном бархате узор рубиновых пятен.

Я вспоминаю других мотыльков, тех, что прилетели на запах эйлы.

И еще о том, что так и не рассказала, чем же мотыльки отличаются от бабочек.

— Первое их вторжение привело к большой войне. Досталось и Хаоту, и нам. Это было что-то около трех тысяч лет тому. Люди уже забыли. Мы — нет. Эта война эхом прокатилась по многим мирам и завершилась подписанием договора. Мы не вмешиваемся в дела друг друга.

— Что именно им здесь надо?

— Лунный жемчуг. Серый мох арктической зоны. Паучий шелк, из которого ткут мышцы големов. Алмазы. Черный хрусталь. Рога нарвалов. Мозг и печень паладинов. Некоторые люди… Хаот многому найдет применение.

Ресурсы. Не нефть, не газ, не золото, но все равно то, что есть у одних и нужно другим.

— Мы ограничиваем потребление, что весьма Хаоту не по вкусу. Да и цены, знаете ли, иные.

О да, зачем покупать то, что при другом раскладе можно взять если не даром, то уж точно много дешевле.

— С той войны было несколько более-менее серьезных столкновений, которые и заставили Хаот искать иные пути воздействия. Последние лет пятьсот они сидели тихо. Наметилось даже некоторое потепление. Скажем, мы официально разрешили открыть директории. Их легче контролировать, чем контрабандистов. Они воспользовались ситуацией.

Маги и люди сумели договориться.

Бабочка все-таки взлетела с раскрытой ладони Ллойда.

— А ваш муж оказался удобной мишенью. Вам повезло.

Хотелось бы знать, в чем именно.

— Вы живы, — подсказал Ллойд. — Хаоту нужен был контролируемый плацдарм и вменяемый союзник, поэтому вас не тронули. Сейчас, полагаю, они сожалеют об упущенной возможности. Не следует бояться. Теперь ваша смерть в любом варианте приведет к началу войны. Они это понимают.

О да, мне будет много легче умирать, зная, что за меня жестоко отомстят. Два мира сойдутся в неравном бою. Тысячи и сотни тысяч погибших. Выжженные города. Мертвые земли…

…измененные люди.

…маги с каменными глазами сеют чуму. А протекторы отвечают алым пламенем, которое карабкается по нитям, связавшим миры воедино, и уже на той стороне распускается, выжигая все и вся ненавистью.

В таких войнах не бывает победителей.

— Вижу, вы понимаете, леди. Сейчас Хаот отступит, но… как надолго — зависит в том числе и от вас. Миру нужно вернуть стабильность.

Тишину. Как в этом бассейне, где рыбам глубоко плевать на перипетии политики. У рыб есть вода, и тень от тяжелых листов кувшинок. Стрекозы, скользящие над гладью, чем не существа иного, воздушного пространства.

— Мне пора возвращаться? — я наклонилась, коснувшись воды. Прохладная.

И с моря тянет осенью, ветер вплетает седину в зеленые космы деревьев, пробуя на прочность их и старые дома. Еще месяц и каналы укроет желто-красным ковром листьев.

Там, на Севере, осень уже наступила.

Возможно, зарядили дожди, лишая мир красок. Небо привычно провисло под тяжестью туч. А закаты стали красны, зловещи.

— Вам не хочется?

— Не знаю, — я ответила честно настолько, насколько могла.

Все, что было раньше, как будто не со мной.

И я даже не уверена, что это было.

Ушло.

Осталась тоска, с которой я уже как-то сроднилась даже.

— Мне страшно, — если кому-то и можно рассказать о том, что я чувствую, то Ллойду. — Я понимаю, почему он это сделал. И что выхода другого не было. И что если бы отказался, я бы умерла.

Мы бы умерли. Я и Настька. За себя еще не так страшно, а вот сама мысль, что моего рыжего счастья могло бы не быть, оглушает.

— И знаю, что он меня по-прежнему любит. Это навсегда и… другой мне не нужен.

Ллойд позволил мне это понять.

Дворцовая жизнь. Балы. Знакомства. Встречи случайные и не очень. Милые знаки внимания. Разговоры ни о чем. Легкий флирт, который мог бы перейти… во что? Во что угодно. Меня бы не стали удерживать. Но всякий раз останавливало ощущение неправильности происходящего. В какой-то момент я просто осознавала, что находящийся рядом со мной мужчина, сколь бы хорош он ни был, не тот.

Однажды я попыталась представить совместную жизнь с дожем Альермо. Он был молод, красив, богат, не глуп, весел… он клялся, что влюблен в меня, но тут же смеялся, уверяя, что это признание ничего не значит, и весной положено влюбляться. Но как-то серьезно и без обычной дурашливой своей улыбки спросил, могу ли я представить себя его женой.

Смогла. Воображение у меня живое.

Жизнь вдвоем, но для каждого своя. День за днем. Год за годом.

Я привыкну к нему. Научусь ценить. Уважать. Любить? Скорее терпеть, как терпела бы любого другого. В этом дело. Если не Кайя, то не важно, кто рядом. Кто бы ни был — не тот.

— Вы боитесь, что все повторится? — Ллойд умеет поймать момент вопросом.

— И этого тоже. Боюсь, что не справлюсь. С собой. С ним. С нами. Что нас больше нет, и никогда не будет, тех, которые существовали. А другие? Я не уверена, появятся ли они. Я помню, что мы имели, и что потеряли. И вдруг когда-нибудь начну обвинять его? Он сам себя и обвинил, и приговорил уже.

Мне ведь и говорить не понадобится. Кайя сам все увидит.

И честнее будет яду поднести, чем вот так.

А Ллойд ждет. Он знает, что это — еще не все.

— Еще боюсь, что… вы не говорите, но я знаю, он исполнил договор. И там у него другая семья. Другая женщина и другой ребенок. Он не будет ее любить, но…

…но и бросить не бросит, потому что это — подло. А Кайя не способен на подлость. И как тогда быть мне? Я не смогу играть в большую дружную семью.

Или притвориться, что мне все равно.

Скрыть ревность, которая неизбежна. Обиду. Как скоро я превращусь в мелочного истеричного монстра? Даже если леди Лоу вдруг чудом исчезнет, ребенок останется.

Сын.

Ему примерно столько, сколько Настьке. И он наверняка рыжий, в Кайя. Это сходство — само по себе залог любви.

— Он будет ждать, что я приму этого ребенка. А я… я ведь не святая. Я не хочу его видеть! Не хочу знать о его существовании. Это жестоко. Несправедливо, потому что ребенок ни в чем не виноват. Но я бы многое отдала, чтобы вычеркнуть его из своей жизни.

Это мерзко, но честно.

Нет смысла врать себе и притворяться лучше, чем я есть на самом деле. А кто я есть на самом деле? Не знаю. Отражение в воде зыбкое, и кажется, что вот-вот я исчезну.

— Я бы отдала жизнь за него. Без раздумий и колебаний, но…