Графиня Дюбарри. Интимная история фаворитки Людовика XV - Наталия Сотникова

Однако графине недолго оставалось наслаждаться прежним образом жизни.

Взбешенный Грив издал клеветнический памфлет, в котором обвинял обитателей Лувесьена в приверженности мадам Дюбарри, поскольку они подкуплены ею. Памфлет завершался призывом: «Смерть лувесьенской куртизанке, увенчанной виноградными листьями и розами!»

17 сентября был издан «Закон о подозрительных лицах». Он послужил основанием для нового доноса в Комитет общественной безопасности, требовавшего «задержания женщины, которая, невзирая на свое богатство и нравственную распущенность, продолжает жить в роскоши, потому что «предатель Лаваллери», которого она вероломно соблазнила, защищает ее». Комитет 21 сентября утверждает решение, согласно которому:

На расходы по этому ответственному заданию Гриву было выделено три тысячи ливров. 21 сентября он явился в Лувесьен опечатывать имущество. Мадам Дюбарри бросилась в комнату, чтобы уничтожить компрометировавшие ее документы, но Грив последовал за ней и выхватил их у нее из рук. Мадам Дюбарри попыталась вырвать их, завязалась драка, причем мужчина повалил ее на постель, избивая и осыпая самыми гнусными ругательствами.

После этого он насильно потащил женщину в присланный экипаж, посадил туда и приказал кучеру ехать в Париж. Когда экипаж выезжал со двора, навстречу ему двигался кабриолет шевалье д’Эскура. Грив остановил кабриолет, приказал пожилому человеку покинуть его, сел на его место и посадил рядом мадам Дюбарри. Что произошло по пути в Париж – неизвестно, но догадаться можно. Впоследствии в своей жалобе в Комитет общественной безопасности графиня пожаловалась на обращение Грива с ней, описав его такими словами: «Грив нарушил все виды установленного порядка; даже сам приказ Комитета не обуздал его, он безусловно преступил его. Он начал с того, что пытался овладеть особой истицы. Мое перо отказывается описывать кощунство и омерзительные поступки, совершенные им». Она адресовала это письмо Лаваллери, но в день его написания вице-председатель управлением департамента Сены-и-Уазы исчез, а 3 октября его тело нашли в Сене: несчастный предпочел утопиться, нежели умереть на гильотине.

Весь штат графини был заключен в тюрьму Лафорс, включая даже Замора, который, невзирая на свои республиканские знакомства, некоторое время проходил по разряду «чрезвычайно опасных» лиц. В замке осталась лишь одна горничная Анриетта Руссель, которая в день ареста была больна.

Обитатели Лувесьена, в особенности, женщины, воспользовались отсутствием хозяйки для того, чтобы начать потихоньку растаскивать ее имущество. Часть наложенных печатей была сломана и кое-что украдено. Это взбесило Грива, заявившегося в замок на следующий день. Он тотчас же отдал приказ сменить охрану из национальных гвардейцев и заменить их своими подручными. Он добился смещения членов муниципалитета Лувесьена и назначения представителями народа новых, действовавших по его указке.

В тюрьме Сент-Пелажи помимо проституток содержалось весьма изысканное общество: жены видных жирондистов, их героиня мадам Ролан[74], целый букет аристократок и выдающаяся актриса «Комеди франсез» мадмуазель Рокур, которой графиня Дюбарри некогда подарила платье стоимостью шесть тысяч ливров. Женское отделение тюрьмы представляло собой длинные узкие коридоры, с одной стороны которых располагались небольшие камеры, запиравшиеся на ночь. Утром надзиратели открывали их, и заключенные могли собираться в коридорах, на лестницах, в небольшом дворике или влажном вонючем зале. Невзирая на то, что лишь незначительная часть узников получала оправдательные приговоры, некоторые женщины все-таки не теряли присутствия духа и веры в справедливость, которой более не существовало. Мадам Дюбарри настолько была уверена в своей невиновности, что ничуть не сомневалась в своих возможностях найти заступников, готовых защитить ее от коварства Грива. Уже через двое суток после ареста она пишет письмо властям департамента Сены-и-Уазы. В нем заключенная протестует против того, что ее отдали в руки человека, открыто объявившего, что он является ее врагом. Графиня адресовала это письмо Лаваллери; как нам известно, ему уже не суждено было прочитать это послание.

Друзья помогали ей облегчить тяготы заключения. Оставшаяся в замке девушка имела доступ в ее гардеробную и смогла отправить хозяйке в тюрьму затребованные ею вещи: «батистовый чепчик, белые сорочки и те, что с мелкими пестрыми полосками; носовые платки и шейные платки, столько, сколько можно прислать, к тому еще дюжину столовых салфеток, несколько полотенец и простыней». Позднее она пишет: «Я чувствую себя хорошо. У меня есть все, в чем я нуждаюсь, а также приятная товарка, разделяющая со мной камеру. Напиши мне, что нового в доме, конфискованы ли мои вещи и хорошо ли их охраняют. Поговори с жителями деревни и узнай, подали ли они прошение за меня».

30 октября следственные судьи Вуллан и Жаго посещают Сент-Пелажи и подвергают заключенную Дюбарри первому допросу.

Жанна Вобернье Дюбарри кокетливо сообщает свой возраст, сорок два года, – хотя ей уже исполнилось пятьдесят, – и признается, что совершила четыре путешествия в Лондон, что встречалась там с эмигрантами. Она не отрицает заем в 200 тысяч ливров герцогу де Роган-Шабо, но категорически отрицает какие-либо другие пожертвования. Когда ее просят объяснить найденный в ее бумагах перечень расходов в Лондоне в ноябре 1792 года, приведенный выше, графиня оправдывает их назначение. Она объясняет, что наиболее значительные суммы пошли на оплату расходов по ее процессу или же оплату карточных долгов. На самом же деле – но заключенная не раскрывает этого – небольшая сумма денег была употреблена на помощь нуждавшимся эмигрантам.

Не удовлетворенные этими ответами, которые с виду подтверждали ее невиновность, следственные судьи перемещаются в тюрьму Лафорс, куда одновременно с ней был заключен банкир Ванденивер с двумя сыновьями. Те признались, что несколько раз переводили крупные суммы в распоряжение своей клиентки. Они зачастую не могли найти объяснения им. Шевалье д’Эскур, Морен, все родственники (были также арестованы члены семей Нёвилль и Грайе) и слуги не дали никаких существенных показаний для следствия. На помощь им пришел Грив.