Тест Тьюринга - Александр Петрович Никонов

бог весть. Какие теории мы еще придумаем? И как проверить, какая из них сработает? Наука знает только один способ – поставить эксперимент, пронаблюдать! Но если нет наблюдателя, если некому ставить вопрос о существовании, если все умерли, то как определить, что мы правы или ошибаемся, когда нас нет? Само существование бессмысленно вне вопроса о существовании! А вопрос будет ставить некому.

Антон задумался настолько глубоко, что я сказал: «Пойду еще чай поставлю». Он даже не обратил на это внимания, продолжая сверлить глазами через два экрана – свой и мой – стенку за моей спиной. Даже моргать перестал, что удивительно.

Через пару минут, уже снова усевшись в свое крутящееся кресло с кружкой чая и лежащими передо мной на тарелке еще двумя бутербродами, оснащенными так же правильно – сыр на колбасе с сыром, – я снова взглянул на лицо Антона. Он задумчиво перевел взгляд на мою тарелку с бутербродами, стоящую на столе, но я был уверен, что никаких бутербродов он не видит. Перед его внутренним взором проплывали вселенные!

– Вы хотите сказать… – он прервал фразу. Снова задумался. – А откуда тогда все взялось? И вообще, было же время, когда людей на планете не было. Но мир был, это мы познали с помощью науки, то есть экспериментально.

– Вот именно – мы познали! Просто мы познали прошлый мир в нашем настоящем, и теперь можем констатировать его существование в прошлом. А откуда взялся мир вместе с его прошлым я тебе сказать не могу. Может, мы его придумали. Точнее, осуществили его сознанием. Осуществили – значит, привели к существованию. А без сознания мир не существует. Во всяком случае доказать его существование некому.

– Ну и чье же сознание создало мир – мое или ваше? – упрямо и тупо спросил Антон.

– Каждый мир создается своим сознанием, – терпеливо повторял я, не в силах понять, себе я это повторяю или ему. – У каждого мир свой, потому что свои представления о нем. Собственно, наше сознание и представляет собой мир, который мы отображаем. Вот что такое сознание! Это – мир! Или срез мира.

Ему явно не нравилось то, что я говорю. Как мне вчера не нравилось то, что говорил Олег Павлович.

– Но я умру, а мир-то все равно останется. Не тот, который я отражаю своими ощущениями. А реальный мир, физический. Он же не исчезнет!

– Как докажешь? – сурово спросил я, играя роль строгого педагога.

– Кому? – спросил строгого педагога юный, но подающий надежды ученик, моргая белыми ресницами.

– Мне!

Антон думал секунду, не больше:

– А чего мне вам доказывать, вы мир и так видите, без моей помощи! Я вам как раз для этого не нужен.

Тут я на секунду задумался, но тоже сразу нашелся:

– Я вижу только свой собственный мир. Мир своих ощущений. А не реальный мир, о котором мы ничего не знаем. Мы, телесно, просто часть мира. А сознание – не часть физического мира. Оно нематериально. Вокруг него – только мир ощущений, кокон из ощущений. О реальном же квантовом физическом мире мы ничего не знаем!

– Ну как же не знаем, – упорствовал Антон, – а как же наука!

– «Наука доказала». Сколько раз я слышал это утверждение от разных олухов, которые верят в сказки, эзотерику, биополе… У них свои представления о науке. У ученых свои. У меня свои. У тебя свои. Они могут совпадать. А могут не совпадать.

– Ага! – попытался поймать меня на слове Антон, уморительно моргая белыми глазами, и я удивлялся, что с них не сыплется мука. – Значит, если у каждого свой мир, а они верят в биополе или чертей, значит, в их мире биополе или черти есть?

– Может, и есть! А может, они ошибаются… Вообще каждому воздастся по вере его! Слыхал такую версию?

Антон промолчал. Потом уточнил:

– Значит, мы можем ошибаться в построении мира?

Я улыбнулся:

– Мир тоже может в нас ошибаться…

Глава 1110

Вечерний ветер рвал с деревьев и бросал мне навстречу желтые листья. Он был сердит. И я был сердит. Ветер, я так думаю, был сердит на меня. Он целился в меня, и старался швырнуть желтый лист мне прямо в лицо. Я был сердит за это на ветер. И на себя. Кой черт я в выходной поперся «на работу» вместо того, чтобы пойти в магазин и прикупить свитер под пиджак или куртку? Ну, ведь была же мысль: надо купить свитер! Иду теперь к метро, еще не ежусь, но уже как-то не тепло.

А еще я был сердит на Лену. Когда я позвонил ей к концу дня, она едва успела ответить, едва я услышал ее голос, и звонок оборвался. Это с ней бывало часто – забыла зарядить. Наверное, не поставила на ночь на зарядку. И если не перезвонила через пять минут, значит, пока не дома, негде, видно, воткнуться. Где она сейчас, интересно? Теперь до вечера, значит, коль не найдет зарядку. А если до ее вечера, то у меня это будет уже глубокая ночь. Значит, завтра. Завтра наберу. Или сама позвонит. Я отзовусь в любое время, но она, конечно, будет звонить в удобное для меня.

Кулема неуклюжая! А я так был настроен насыпать ей пригоршню ласковых слов. Сбила весь настрой. Ну, ладно… Так, а это у нас что? Никак то, что нужно! Торговый центр у метро. И там есть наверняка магазин одежды.

Я зашел в стеклянные двери и сразу уткнулся в отдельно стоящий киоск с разными красивостями, включая ручки. Мой взгляд уперся в перьевую ручку невиданной красы. Вот! А я-то думал, что привезти в подарок Ленке! Она же все время делает какие-то пометки. Ну, пусть делает этой вот ручкой.

Я, честно говоря, не знал, как Лена относится к перьевым ручкам, они ушли из нашей жизни туда же, куда ушли блокноты и записные книжки, и куда уйдут, наверное, вскоре бумажные книги – в сторону необязательной экзотичности, роскошных ненужных подарков. Интересно, понравится ей эта ручка или нет? Не как писалка, а как предмет? Писать она ею, конечно, будет – но только если ручка ей приглянется внешне, если она не сочтет ее какой-нибудь пошлостью. У женщин ведь столько закидонов…

– Девушка, покажите мне вон ту ручку. И еще вон тот альбом или как это назвать? Не блокнот же.

– Записная книга, – средних лет продавщица подала мне ручку и затем роскошный зеленый фолиант, оценив на глаз его объем. – Целая книжища!

– И