Телохранитель - Мэри Каммингс

Мэрион чуть не запрыгала от радости. Удалось! Значит, Рэя перевезут в Штаты — а значит, наверняка до суда отпустят под залог, он же не мафиози какой-нибудь!

Они не виделись уже больше двух месяцев, с того самого дня, когда ее похитили. Мэрион хотела сходить навестить его, но папа объяснил, что просто так ее к Рэю не пустят — формально она ему никто. Добавил еще:

— Конечно, можно было бы в порядке исключения попросить разрешение, но мне не хотелось бы сейчас этим заниматься. И тем более не стоит привлекать к тебе излишнее внимание. Так что ты уж потерпи, пожалуйста.

И она — что делать! — терпела.

Если бы хоть позвонить ему можно было!

А хуже всего то, что и Рэй ей тоже не звонил, хотя он-то как раз мог — в тюрьме для этого имелся телефон-автомат. Позвонил он всего один раз, через неделю после ареста; говорил странно — ласково, но отстранение, будто в одночасье стал чужим. Мэрион в первый момент обрадовалась, начала говорить, что любит его, что будет ждать, сколько бы ни пришлось — он даже не дослушал, перебил:

— Ри, пожалуйста, не надо. Не думай больше обо мне и не жди меня. Пойми, у наших отношений нет будущего, и с самого начала это было… не судьба, что ли. То, что я сделал — я сделал для того, чтобы ты была счастлива. Вот и будь счастлива — живи, радуйся. И не надо меня навещать, я… со мной все будет нормально. Я просто хотел тебе это все сказать, чтобы ты обо мне не беспокоилась.

— Рэйки, ты чего… — ошеломленная, начала было Мэрион, но он снова перебил:

— Извини, тут людям телефон нужен. Все, счастливо, — и из трубки послышались короткие гудки.

Она тоже повесила трубку, тихо и аккуратно, хотя хотелось что есть силы швырнуть ее на рычаг. А еще лучше — треснуть ею Рэя по башке, чтобы ожил, чтобы на человека стал похож, а не на говорящую благостно-загробным голосом куклу! Потому что врать он никогда толком не умел, а уж тем более не мог обмануть ее, знавшую его как облупленного! Она сразу поняла, в чем дело: в благородство вздумал поиграть, решил, что раз он в тюрьму попал, то теперь он ей не пара и нужно, чтобы она себя не компрометировала отношениями с будущим заключенным, а побыстрее нашла кого-то другого…

Ничего подобного делать она, конечно, не собиралась, и обидно было очень. Настолько, что когда Мэрион перестала злиться, то даже немного поплакала.

Несколько раз отец навещал Рэя — как дипломатический представитель (хоть он и подал в отставку, но обязанности посла пока продолжал исполнять), он имел на это право. Но когда Мэрион спрашивала, не говорил ли Рэй о ней, не просил ли что-нибудь передать, качал головой: «Нет, мы с ним в основном юридические вопросы обсуждали.» Один раз, заметив, наверное, что-то в ее лице, торопливо добавил:

— Ну… то есть он тебе привет передавал. Понимаешь, там не та обстановка, чтобы о чем-то личном упоминать — между нами перегородка стеклянная, вокруг люди ходят, слушают. — Мэрион прекрасно поняла, что все это он говорит, чтобы ее утешить, и ничего Рэй на самом деле не передавал.

Одно хорошо: Луиза, едва узнав, что Рэй попал в тюрьму, стала форсировать развод — ей явно не хотелось числиться женой заключенного; даже отказалась от части своих имущественных требований. Это Мэрион узнала от папы. Более подробно, как она ни пыталась выспросить, он рассказывать не стал, добавил только (в который раз!):

— Не забудь, пожалуйста — пока развод Рэя не завершен, не стоит распространяться о ваших с ним отношениях! Особенно репортерам!

Не то чтобы репортеры сильно интересовались ее персоной, но с троими Мэрион все же довелось пообщаться. Вопросы все трое задавали однотипные: как произошло похищение и что она при этом чувствовали.

Мэрион подробно рассказывала, как Тони дал ей черри-колу и она потеряла сознание, как била ее, связанную, кричавшая грубым голосом итальянка, как ей было плохо в этой бетонной нише, куда похитители ее запихнули — душно, страшно, холодно — и как невыносимо болели ноги.

Еще одна журналистка из популярного женского журнала приехала в резиденцию, чтобы побеседовать с Мэрион (она назвала это «эксклюзивным интервью») о том, изменилось ли после похищения что-нибудь в ее мировоззрении. На самом деле говорила в основном она, вставляя в свои вопросы многословные сентенции о тяжелой участи женщин. Ответы Мэрион получались куда короче.

А Рэй… Рэй по-прежнему не писал и не звонил. Даже когда он жил на Аляске, даже когда женился, все равно они хоть раз в неделю да разговаривали. А тут — месяц, второй…

Мэрион не верила, что он просто так вот взял и забыл ее. Она закрывала глаза и вспоминала, как он стоял рядом с ней на коленях — бледный, по щеке текла кровь, и не было сил поднять руку, чтобы стереть ее. И как сказал: «Сдаюсь… если хочешь знать, я тоже тебя люблю». Нет, он не обманывал ее тогда, эти слова шли из души. Но продолжающийся приступ дурацкого благородства («Ах, я попал в тюрьму — теперь я ей не пара!») — это как раз в его стиле.

Если бы только ей удалось с ним увидеться, поговорить! За руку взять, в глаза заглянуть… Он бы живо забыл все эти глупости!

Поэтому, когда папа сказал, что вопрос с экстрадицией Рэя уже практически решен, ей сразу пришло в голову: значит, его скоро повезут в Штаты, и повезут не итальянские полицейские, а фэбээровцы — это Мэрион знала наверняка, недаром они с Рэем смотрели столько боевиков.

Наверняка папа может сделать так, чтобы им разрешили увидеться, хоть ненадолго, на несколько минут. Или чтобы дали сесть рядом с ним в самолете — ведь самолет-то будет обычный, рейсовый, а не какой-то там специальный, и она вполне имеет право лететь тем же рейсом!

Но отец отнесся к этой идее скептически:

— Понимаешь, у ФБР есть определенные инструкции по перевозке заключенных. Едва ли они станут нарушать их ради того, чтобы ты могла пообщаться с Рэем.

— Но ведь можно попросить у дяди Фреда! — тут же нашлась Мэрион.

Дядя Фред на самом деле не был ей дядей и вообще родственником. Но он был старым другом отца — Мэрион помнила его столько же, сколько себя — и работал в ФБР, в Вашингтоне, причем на должности ни больше ни меньше как помощника директора.

— Уж он-то точно сумеет помочь! — торжествующе добавила она.

Увы, и эта идея не вызвала у папы энтузиазма.

— Ну… — начал он и осекся. Вид у него сделался кисловатый и мрачный. — Видишь ли, мне не совсем удобно сейчас его о чем-то просить.

— Вы что — поссорились?

— Не то чтобы поссорились… ну… в общем, в позапрошлом году он попросил меня повлиять на одного человека из сенатской подкомиссии, а мне в тот момент это было не совсем кстати…

— И ты ему отказал? — с ужасом догадалась Мэрион. — Ты что, не подумал, что завтра потребуется, может быть, его тоже о чем-то попросить?

— Нет, не подумал! — огрызнулся отец. — Как я мог предполагать, что кто-то из моих родственников в тюрьме окажется?!