Любовь и прочие проклятья - Татьяна Николаевна Гуркало

длинным свертком в руках. Витар даже заподозрил, что в свертке нож. Или кинжал. Но когда мама развернула сначала ткань, а потом провощенную бумагу, оказалось, что скрывалась в свертке коробка, узкая, в три пальца, но длинная, с локоть.

Открывала коробку Руда аккуратно, положив пальцы обеих рук на крышку. Странно открывала, надавливая. Но коробка открылась. Женщина извлекла из нее еще один сверток из обыкновенной небеленой льняной ткани, и вручила Витару.

Парень молча положил врученное на стол и развернул.

– Королевская жаба, – выдохнул он потрясенно, увидев, что скрывалось в свертке.

И нет, это был не нож и не кинжал. И не волшебная дощечка из дерева куфан. Оказывается, мама всю жизнь хранила даже не амулет, скорее артефакт. Потому что такие штуки делались когда-то долго, нудно и по индивидуальному заказу. А потом еще и переделывались под себя.

– Что это? – спросила Вирта, зачарованно разглядывая переплетение разноцветной проволоки, на которую были нанизаны мелкие камни, драгоценные и не очень, вроде бы как попало, но все равно складывающиеся в узор. – Это же не может быть душехранитель? Он даже в нашем музее только разорванный, с недостачей камней, который Верку-огню принадлежал.

– Боюсь, что может, – ответил Витар. – Даже интересно, кем был дед до того, как выгорел?

– Сбежавшим наследником великого магического рода? – предположила девушка.

А почему бы и нет? У кого бы еще хватило денег, чтобы подобрать камни с совпадающими параметрами, нанять с десяток амулетчиков, которые в те времена были особо ценными и довольно редкими специалистами, и усадить их за плетение подобной штуки, аналога современного храна для заготовок плетений. Только в хранах можно хранить лишь что-то одно, чаще всего лечебное. И храны рассыпаются после использования. А тут… а тут может оказаться что угодно. Не зря дед говорил, что вещь опасная. А еще плетения – часть этой вещи, а не просто привязанные заготовки. И если бы не безумная цена подобных вещей… Впрочем, их и сейчас делают долго, нудно и по индивидуальному заказу. Потому что поставить такое на поток невозможно.

– Нет, – уверенно сказал Витар. – Его бы искали и, скорее всего, отследили бы из-за этой штуки. У них бы были слепки. Так что скорее амулетчиком. И вот эту вещь, возможно, плели поколениями, пока не доплели.

– Будешь заряжать? – спросила Вирта.

– Попробую. На минимум. Может, это вообще не будет работать в моих руках, мало ли какую защиту дед поставил перед тем, как выгорел.

– Ага, – задумчиво кивнула Вирта, не отрывая от предмета восхищенного взгляда, и все-таки нервно хихикнула.

А жених-то оказался с приданым. Кто бы подумал.

А по дороге, трясясь в телеге, ехала Лунимина с отцом. И сочиняла мысленно письмо, которое подбросит в ящичек при дознавательской управе. Причем сама бросать не будет, она же умная. Лучше какому-нибудь попрошайке заплатит. Желательно подслеповатому. Бродил там один пьянчужка, может, не помер пока. Вот и пригодится. Главное, говорить не своим голосом. Тогда точно опознать не сможет.

Часть 2

Дорожные приключения

Отдать сыну амулет Руда решила по всем законам, подтвердив соответствующей бумагой и записью в учетной книге деньгохранилища. Потому что вещь дорогая. А Витар явно не наследник владетеля земель или хотя бы купца. Вдруг у кого-то какие-то вопросы возникнут. Или кто-то решит незамысловато ограбить, заявив, что это его амулет.

В общем, кем-кем, а уж дурой Руда точно не была.

В путь в Сосновку собрались быстро. Выбрали этот городок потому, что деньгохранилище и законники там были, там даже портальная почта имелась. А еще городок был в нужном направлении, в отличие от того, где учились сестры Витара.

У Вилуха в селе был заместитель. Довольно молодой кузнец, сын его старинного друга. У этого молодого человека помимо силы, заставлявшей односельчан его уважать, был еще и ум. И семья у него была. И покидать село он явно не собирался. Вот Вилух потихоньку и готовил себе замену. И да, староста все-таки выборная должность: после смерти старого сельчане выбирают себе нового – судью в разных житейских спорах и переговорщика с магами, дознавателями, сборщиками налогов и прочими представителями закона. Но Вилух был уверен, что, привыкнув к кузнецу-заместителю, кого-то другого они выбирать вряд ли станут.

Ехать до Сосновки было недалеко. Если бы поехали с самого утра, то к обеду уже бы доехали, даже при скорости не шибко молодой лошади, тащившей воз. На возу кроме Руды, Вилуха, чьей-то дочки, решившей напроситься в компанию, и одного из подмастерьев кузнеца ехали обложенные соломой глиняные горшки со свежим медом, аккуратно упакованные лесные травы и фигурки зверей, вырезанные из дерева подслеповатым дедом, которые следовало отдать лавочнику, забрав у него выручку за предыдущую партию таких фигурок. Фигурки, кстати, были красивые. И Вирта купила себе спящую кошку, не дожидаясь, пока ее довезут до города. Правильная кошка была. Лениво расслабленная, с вытянутой вдоль дощечки, на которой спала, лапой и с ощущением уюта. Эту кошку стоило бы поставить на полку у себя дома, когда этот дом появится. А пока она будет очень хорошо смотреться на столе в комнате общежития.

А Сосновка оказалась обычным городком, каких в этих местах много. Большинство домов были деревянными, самыми простыми, обшитыми выкрашенными в неяркие цвета дощечками и с одинаково оранжевыми черепичными крышами – недалеко от Сосновки добывали глину такого цвета. В центре несколько тяжелых каменных зданий и одно высокое и легкое, со шпилем. Храм Ясноглазой, которую в этой местности почитали больше других богов.

К храму Ясноглазой с трех сторон прижимались храмы еще нескольких богов, причем, если Вирта поняла все правильно, один принадлежал сразу двум, и это никого не смущало.

А вот деньгохранилище в отличие от храмов, привлекавших к себе внимание росписью на дверях, шпилями, необычной для города зеленой крышей или черными стенами, выделяться не хотело и старательно притворялось конюшней при солдатских казармах. Возможно, из такой конюшни его и перестроили. А может, у архитекторов этого странного здания было свое видение красоты. Дверь в деньгохранилище охранял здоровенный тип разбойной наружности. И своей наружностью он наверняка отпугивал разных болванов, которым в этом заведении делать было нечего. Потому что по-настоящему деньгохранилище охраняла система защит.

На Руду, которой помог выбраться из повозки Вилух, тип бандитской наружности посмотрел вполне себе благодушно, видимо, не хотел пугать немолодую женщину. За тем, как груженый дочкой, подмастерьем и товарами на продажу воз едет дальше, понаблюдал с некоторым подозрением. И только после этого обратил внимание на Вилуха, изобразив лицом узнавание. Вирту и