Ричард Длинные Руки - эрцпринц - Гай Юлий Орловский

Мы двигались шагом, наконец впереди поднялась желтая пыль, засверкали искры на металле, а спустя некоторое время уже показались скачущие всадники. Сколько их всего, не рассмотреть, но из пыльного облака выныривают все новые и новые, а оно не уменьшается, так что их там, судя по всему, многовато.

На некоторое время я тоже ощутил тревогу, неужто в чем-то ошибся, а всадники перешли в галоп, обнажили оружие.

Я всмотрелся внимательнее, только сэр Норберт услышал мой короткий вздох облегчения.

Впереди мчится на прекрасном белоногом коне человек с красивой седой шевелюрой и длиннющей белоснежной бородой, которую мог бы заправить за пояс, а так она эффектно развевается по ветру. Во вскинутой руке короткий меч, левая рука закрывает бок и всю грудь круглым деревянным щитом, окованным красной медью, а за спиной, как крылья ангела, вьется по ветру белый плащ.

За ним с грохотом копыт летит конница. У всех коней красивые нагрудники, тщательно расписанные вышивкой, но никакой брони, а сами всадники кто в кожаных доспехах, кто в короткой кольчужке, но большинство в простых рубахах. У некоторых на головах не только металлические круглые шлемы, но даже маски, именуемые личинами.

Мечи почти у всех короткие, такими лучше сражаться в пешем строю, копий нет, только пики…

— Это местные! — прокричал я. — Наспех собранное ввиду нашего приближения войско!.. Покажем, что такое настоящие воины!

Зайчик начал ускорять бег, кося глазом направо и налево, чтобы не слишком вырваться вперед. Грохот копыт нашего отряда стал грозным, пугающим, я оглянулся: рыцари вытащили мечи и со зловещими усмешками опускают на лица забрала.

Мы сближались с веселой яростью, на лицах седобородого вождя племени я рассмотрел тот же восторг и дикое упоение предстоящей битвой, это же наше мужское, самцовое, кто из нас альфа, кто бета, а кто и вовсе омега, сейчас нагнем, докажем, поимеем, заставим, покорим, их бабы тоже станут нашими…

Справа и слева от нашего стального клина пронеслись трепещущие тени и пали на скачущих противников. Там сразу начали падать с седел, кони поднимаются на дыбы и бешено колотят копытами в воздухе и по головам соседей. Затем снова тени бесшумно пронеслись по земле, а над головами зловеще вжик-нули тяжелые дальнобойные стрелы из композитных луков.

Еще дважды прозвучал недобрый свист над головами, и две конные массы налетели одна на другую. Мы сшиблись с грохотом копыт, лязгом мечей, стуком раскалываемых щитов и яростными криками, но два войска тут же перемешались: мы пронеслись сквозь вражеские ряды далеко, раздавая удары направо и налево, в то время как наши тяжелые кони крушили и топтали всех, кто впереди, но противника впятеро больше, в конце концов завязли и рубились люто, с каждым ударом повергая наглеца, посмевшего бросаться на обученного драться рыцаря.

Я рубил и крушил, выискивая взглядом седобородого, наконец обнаружил его в окружении плечистых молодцев, что ухватили его коня за узду и тащат в середину их войска.

Я закричал бешено:

— Вы что позорите своего вождя?

Они оглянулись, двое тут же развернули коней и бросились на меня, я быстро срубил обоих, парни здоровенные, но явно умеют больше работать топорами в лесу, снова прокричал:

— Или он трус?

Старик закричал взбешенно, замахнулся на одного мечом, тот отпрыгнул, выпустив уздечку, и старик быстро развернул коня мне навстречу.

Несмотря на его облик патриарха, у которого уже и правнуки могут быть тут же в войске, он выглядит сильным и бодрым, а когда бросился на меня с поднятым мечом, я защищался всерьез, выбирая момент, чтобы дать ему по голове мечом плашмя и захватить в плен.

За патриархом на меня бросилась вся его охрана, я рубился уже и с ними, но тут подоспели Клемент и Сулливан. Настоящие скалы в стальных доспехах почти не чувствуют удары коротких мечей из плохой стали, а сами рубят быстро, и каждый удар смертоносен. Следом идут Палант, Мидль, Альбрехт и, как ни странно, красавчик Джеффери, не уступая им в мастерстве.

Вождь замахнулся на меня и вдруг вздрогнул всем телом, меч Альбрехта просвистел сбоку, голова слетела, как кочан капусты, из обезглавленного туловища ударили две красные струи.

— Эх, — крикнул я с досадой. — Жаль! Я хотел его использовать…

Альбрехт прокричал:

— Сейчас с ним будет трудновато договориться. Даже если приставить голову обратно.

Мы усилили натиск, но противник, лишившись вождя и его окружения, где вряд ли телохранители, скорее — сыновья и наиболее знатные люди племени, начал отступать, а потом уцелевшие ринулись врассыпную.

Я прокричал:

— Пусть бегут! У нас слишком тяжелые кони.

— Мой отряд догонит легко, — выкрикнул Норберт.

— Пусть бегут, — повторил я. — Это не Мунтвиг, к сожалению.

Клемент, чтобы быть в курсе, что ждет его войско, то и дело выезжает вперед к Норберту. Они сдружились быстро, оба одинаково битые жизнью, побывавшие в боях, но так и не получившие ничего до тех пор, пока не попали под мою тяжелую, но счастливую руку.

Сегодня в какой-то момент небо на востоке странно посерело, словно сумерки начались так рано, я рассмотрел мерцающее облако, словно в нашу сторону двигается туча из темно-зеленоватой слюды, не сразу сообразил, крикнул:

— Не пугайтесь, это не колдовство!

— Ваше высочество?

— Обыкновенная саранча, — прокричал я.

Саранча прошла над нами, но часть просто посыпалась вниз, то ли намеренно, то ли просто устала махать крыльями. Все ругались, отплевывались, Палант вообще напялил шлем и даже опустил забрало, только Сулливан ехал невозмутимый, он и так не снимает шлема по разным пустякам.

— Дело рук Сатаны, — сказал епископ с убеждением.

Рыцари перекрестились, лица мрачные, попался бы им сейчас Сатана, а я подумал с иронией, что побежденный в чем-то одном автоматически становится виноватым во всем.

Они посмотрели на меня, что-то я молчу и весь задумчив, я кивнул и сказал со вздохом:

— Да, конечно. Горе побежденному!

Мидль и Палант переглянулись, им почудилось в моем голосе сочувствие, а Сулливан, менее чувствительный, сказал мрачно:

— Я бы ему на месте Господа вообще голову снес!

Епископ сказал с мягкой укоризной:

— Не наше дело подсказывать Господу, как ему поступать. Хотя, конечно, Господь излишне добр и мягок. Но для того и существуют воины Господа, чтобы кое-что подправить, ибо сын Господа не мир принес, но меч.

— Молодой был, — сказал Сулливан понимающе, — молодые всегда сразу за мечи. А Господь уже постарше, этот больше прощает, чем карает.

— А мы еще моложе Иисуса, — сказал Палант задорно. — Так что зададим Мунтвигу жару!