Черный риелтор, или Квадратные метры жулья - Михаил Болле

— Черт с ним, как он выглядел! Ты сейчас сбегай быстро к информационной стойке и сделай все, как я тебе объяснил.

Маша кивнула и ушла, поставив свою сумку у ног «тети». Не прошло и пяти минут, как она вернулась обратно к Аркадию, все это время изображавшему слепую женщину, беспомощно глядевшую в потолок.

— Что теперь?

— А теперь подведи меня к нему и действуй. Ты все помнишь, что надо говорить?

— Не волнуйся, любимый, все будет хорошо.

Они подошли к Александру Сергеевичу, нервно поглядывавшему по сторонам и на именные часы. Как ни в чем не бывало Маша спросила:

— Извините, пожалуйста, а вы не подскажете, где можно пройти регистрацию для отлета в Париж?

— Простите, я не знаю, — небрежно ответил Егоров.

— Тогда, быть может, вы поможете мне узнать? А то я со своей слепой тетей и этими сумками не справляюсь, — настаивала «блондинка».

— Извините, девушка, но я занят, — недружелюбно ответил следователь.

— Ну что ж, спасибо и на этом. Хотя странно, вы совсем недавно обращались за помощью к людям, а сами помочь отказываетесь, — лукаво подметила Маша.

— Что значит «обращался за помощью»? — насторожился следователь.

— А то и значит. Я же ведь вас узнала, несмотря на то что вы сейчас одеты не в милицейскую форму. Я видела вас по телевизору, где вы выступали в рубрике «Их разыскивает милиция». Там вы и просили о помощи в розыске какого-то преступника, — напомнила ему девушка.

— Ах, вот оно что. Понятно теперь, где я «обращался за помощью». Но в любом случае сейчас я не могу тратить на вас время. Извините, милая девушка, занят! — был неприступен он.

— Да… Вот так всегда и получается. Когда милиции что-то от нас нужно — так всю душу наизнанку вывернут, а когда нам что-нибудь понадобится, так в лучшем случае скажут «извините», — с глубокой обидой в голосе произнесла Маша и медленно пошла под руку с «тетей» вперед, а Александр Сергеевич, сжав губы, посмотрел вслед тяжело передвигавшейся паре.

Большие спортивные сумки стучали по спине худенькой девушки, качаясь в разные стороны. Слепая женщина хромала и тяжело дышала. Неожиданно он взглянул на часы, вспомнил любимую поговорку Василия, который, кстати сказать, внезапно заболел и не поехал на захват: «Попросишь о помощи, и кто-то обязательно протянет тебе руку. Правда, зачастую с характерной комбинацией пальцев…», молниеносно подумал, сорвался с места и подбежал к «несчастным родственницам».

— Хорошо! Я вам помогу. Давайте ваши сумки.

— Ой! Спасибо вам большое! А то мы здесь с тетей действительно запутались, — обрадовалась Маша удавшейся махинации.

— Только давайте поторопимся. Идите за мной.

И Александр Сергеевич понес сумки к стойке регистрации. Он миновал длинную очередь и, достав свое удостоверение, сказал работнику аэропорта быстро и внятно:

— Уголовный розыск. Помогите, пожалуйста, слепой женщине и ее племяннице пройти таможенный и пограничный контроль.

— Хорошо. Поможем. Давайте билеты и паспорта, — пошел навстречу служащий.

— Ну, все? — спросил у Маши Егоров.

— Спасибо вам большое. Вы нас очень выручили и оказались душевным человеком, — светло улыбнулась девушка. — Я думала, что такие, как вы, только в сериалах бывают.

— Счастливого пути. — Егоров был явно польщен подобным комплиментом.

Затем следователь вернулся на свой наблюдательный пункт, а Маша и Аркадий быстро прошли регистрационный контроль и досмотр, после чего офицер пограничной службы помог им перейти и саму «границу», причем Аркадий использовал настоящий загранпаспорт своей двоюродной бабушки, под фотографию которой он так искусно загримировался.

Лишь оказавшись в зоне дьюти-фри, Аркадий глубоко вздохнул и попросил:

— Слушай, ангелочек, купи мне вискаря.

— Какой ты хочешь? — спросила Маша голосом человека, только что вынутого из петли.

— «Чивас Регал» и сигару.

— Подожди, — зашептала она, — почему здесь вообще оказалась милиция?

— Просто я купил два билета в Берлин на свое и Митино имя. А теперь они будут думать, что мы передумали лететь. Вот и все.

— Почему именно в Берлин?

— Потому что я собирался валить в Германию, и об этом наверняка уже узнали менты. И чтобы их не разочаровывать, я придумал такой ход конем.

— Ты экстремал сумасшедший…

Прошло полтора часа. «Родственницы» уже находились на высоте девяти километров, неуклонно удаляясь от российской земли, а ничего не понимавший Александр Сергеевич яростно метался по зданию аэропорта, то и дело натыкаясь на каких-то громил, неумело прятавших от него свои тупые физиономии.

Наконец, к нему приблизился один из оперативников и негромко спросил:

— Что делать-то будем? Самолет в Берлин еще полчаса назад улетел.

— Этого просто не может быть! Почему они не приехали? — бесился Егоров.

— Может, они просто опоздали? — предположил полный оперативник.

— Хорошо. Тогда еще подождем, — безнадежно приказал следователь.

— Ну, давайте еще подождем, — тупо согласился милиционер и возвратился на свою позицию.

А Александр Сергеевич продолжал внимательно и нервно осматривать зал ожидания и всех людей, входящих в аэропорт. Неожиданно по селектору громкой связи передали информацию: «Внимание! Следователь Александр Сергеевич! Подойдите к стойке информационной службы! Повторяю…»

Ошарашенный подобным обращением, Егоров растерянно огляделся по сторонам, словно бы выискивая еще одного следователя с подобным именем. Затем подошел к стойке и с подозрением уставился на миловидную девушку-информатора.

— Это вы Александр Сергеевич? — дружелюбно улыбнулась она.

— Да, я. — И он продемонстрировал ей свое служебное удостоверение.

— Вам просили передать вот этот конверт, — посмотрев удостоверение, сказала она и улыбнулась.

— Кто просил передать и когда? — резко спросил Егоров.

— Какая-то девушка. Это было ориентировочно два часа назад. Она попросила сделать объявление именно в это время.

— Все понятно. Спасибо.

— Пожалуйста, — ответила она и снова улыбнулась.

— М-да… — угрюмо кивнул следователь, отходя в сторону и торопливо распечатывая конверт. Там находилась пачка перетянутых красной резинкой долларов и сложенный вдвое лист бумаги — письмо от упущенного им мак-мачо.

«Мой дорогой Александр Сергеевич! Не сочтите мое прощальное письмо за наглость или издевательство, поскольку оно было продиктовано совсем другими чувствами. Прежде всего я хочу извиниться перед вами за тот моральный ущерб, какой был вынужден причинить вам, ускользнув из рук правосудия вместе со своим другом. В качестве компенсации прикладываю к этой записке пять тысяч долларов.