Единственное желание. Книга 2 - Надежда Черпинская

Служанка всплеснула руками и в мгновение ока исчезла, торопясь исправить оплошность.

– Вечно так с этими слугами – чуть не доглядишь, всё испортят, – посетовала девица.

Она тоже переоделась к ужину – светло-зелёное платье с золотистым кружевом придавало женственности её нескладной фигуре. Буйные локоны, прежде непокорно торчащие в разные стороны, Эрид собрала в высокую причёску, что добавило ей некой взрослости.

Теперь она уже не казалась ребёнком. Юная девушка, ещё не сформировавшаяся как следует, да и красавицей не назовёшь, но всё-таки симпатичная.

А учитывая, что в Кирлии порой девчонок замуж отдавали довольно-таки рано, сестру Первого рыцаря уже вполне можно было считать невестой.

– У вас тоже так, миледи – со слугами сладу нет? Всё делают не так, как положено, – внезапно обратилась юная хозяйка к Насте.

– У меня… не так много слуг, – слегка растерялась Романова. – И я слишком редко бываю дома, чтобы замечать их ошибки.

– А ты попробуй хоть что-нибудь делать сама, без помощи служанок, Эрид! Глядишь, и будет всё как положено, как ты хочешь, – холодный властный голос Вилирэн, раздавшийся в дверях, моментально всех поставил на ноги.

Гости поклонились торопливо, а та прошествовала в центр зала, величественная и горделивая, посмотрела на дочь строго. Ну, прямо, царственная королева-мать!

Вбежавшая с вином служанка замерла при виде хозяйки, словно мышка, застигнутая кошкой посреди пустой комнаты.

– Входи, Ива! – благосклонно кивнула хозяйка. – Будешь нам сегодня прислуживать.

Вилирэн надела строгое платье шоколадного цвета с бархатистой юбкой и узкими рукавами. И шикарное колье с тёмными камнями – каждый размером с грецкий орех.

– Прошу к столу, дорогие гости! Присаживайтесь!

Несмотря на любезное приглашение, никто не рискнул сесть раньше, чем эта сделала сама миледи.

– Ну-с, угощайтесь! – хозяйка бегло окинула взглядом стол и всех присутствующих за ним. – Рассказывайте, как позаботилась о вас Эрид? Всем ли довольны?

Взгляд зацепился за Настю.

– Какое красивое платье, миледи Дэини! Очень… ярко!

Настя потупилась смущённо.

– Благодарю, миледи Вилирэн. Я и сама понимаю, что оделась слишком вызывающе для простого семейного ужина, – девушка рискнула поднять глаза. – Но я путешествую налегке, без гардероба, и это самое подходящее, что у меня нашлось. Не могла же я появиться за вашим столом в походной одежде.

– Прости, девочка! Я не хотела тебя задеть, – примирительно кивнула мать Даларда. – Мне следовало об этом подумать. Завтра подберём тебе что-нибудь из вещей Эрид. Ты, конечно, не такая худышка, как моя дочь, но я уже придумала, что тебе сгодится…

– Спасибо! Вы очень добры, – благодарно кивнула Настя.

Ива меж тем обходила стол, разливая напитки по кубкам.

– А, Эл, разве… не придёт? – осторожно поинтересовалась Дэини.

Этот вопрос мучал её с того самого мига, когда Вилирэн появилась в дверях одна.

– Нет, дитя моё. У него сегодня куриный бульон вместо ужина. Больше пока ничего нельзя. Он уснул недавно. Пусть! Это к лучшему… Я напоила его отваром медвянника, чтобы боль притихла, и поспал немного, – Вилирэн вздохнула, покачав головой. – Рана опасная. Много сил у него отняла. Надо тебе должное отдать, девочка, ты всё сделала, как надо. Руки у тебя золотые. И всё-таки это увечье ему сильно досаждает! Не знаю, как он добрался до Орсевилона от Алру. Бедный мальчик! Такой сильный, упрямый… и такой несчастный!

Вилирэн смахнула невидимую слезу и пригубила вино.

– У меня сердце разрывается, когда смотрю на него! Ведь совсем мальчишка! Сынок, он, похоже, даже младше тебя, этот ваш милорд Элиол? А шрамов уже столько – как в поле колосьев. Словно об него зверь какой-то когти точил! Ах, дети, дети, не бережёте вы себя совсем! – владетельная госпожа Орсевилона сокрушённо покачала головой, оглядев всех присутствующих за столом мужчин поочерёдно. – Всё бы вам геройствовать да воевать! А о том не думаете, скольких слёз стоят эти подвиги матерям и жёнам вашим. Сколько ночей без сна проводят женщины, которые вас любят и ждут вашего возращения! Бессонных ночей, в мольбах к Матери Земли, дабы та спасла, обогрела, отвела беду…

– Ма-а-а-тушка! – протянул Далард. – Ну, зачем вы так всё близко к сердцу? Стоит ли так переживать!

– А как же иначе? – вспыхнула Вилирэн. – А если в следующий раз тебя с такой раной привезут! Или вовсе… Я и ему это сказала, другу вашему. И знаешь, что он мне на это ответил? Сказал: «Не волнуйтесь, миледи, обо мне слёзы лить некому! Мать свою я давно потерял, жену так и не нашёл. Сгину – никто и не заметит».

Вилирэн всхлипнула уже вполне правдиво.

– Ну, разве так можно? Бедный сиротка! Ведь совсем один. И пожалеть-то некому. Такой славный мальчик! Ох, без слез не могу говорить!

– Ой, матушка, мы все тут сироты! – нахмурился Далард. Ему симпатия матери к разбойнику явно была не по душе. – Что теперь поделаешь – судьба такая.

– И правда. Так ведь и есть, – удивлённо поддержала его Настя, – все.

Она только сейчас осознала, что их компания состояла исключительно из сирот.

Конечно, сама она, к счастью, родителей оплакать не успела. Романова искренне надеялась, что за время её отсутствия с Надеждой Андреевной не случилось какой-нибудь беды, да и своему непутёвому отцу она тоже желала долгих лет и всяческого счастья. Потому назвать сиротой себя Настя, вроде бы, не могла, но с другой стороны она понимала, что увидит родителей снова, в лучшем случае, во сне. Она никогда не сможет их навестить, позвонить им, даже письма написать. А значит, она тоже совсем одна, как сирота. Такая же, как все её друзья.

– Нет, сынок, не сравнивай! – вздохнула Вилирэн, с нежностью глядя на Первого рыцаря. – Про миледи Дэини я пока ничего не знаю… А ты хоть без отца, но у тебя есть я и Эрид. Кайл – бродяга одинокий. Но у него ты есть. Да и я, надеюсь, тоже не чужая. У милорда Наира – отец имеется, владетель Лэрианора. А когда вот так… совсем один… Беда! Даже в смерти оплакать некому.

– Миледи Вилирэн, конечно, вы мне не чужая, – светло улыбнулся Северянин. – Ближе вашего семейства у меня никого нет. И слёзы в ваших глазах видеть я не желаю. Не слушайте всё, что болтает Элиол! Он любит, чтобы его пожалели. Может,