Археологические прогулки по Риму - Гастон Буасье

как слышать вой ветра, когда спокойно сидишь у себя дома; быть может, этому государю, утомленному властью и жизнью, думалось, что от зрелища кипучей вдали деятельности собственный покой покажется слаще. Но, если Рим привлекает сразу внимание, однако скоро взгляд влекут окрестные местности, и уже он отдается им всецело. Со всех сторон возвышаются холмы, постепенно поднимаясь и становясь все зеленее, все радостнее, по мере того как больше удаляются от равнины. Налево видны верхушки Латинских гор, направо – живописные горы Сабинские, Ментана, Монтичелли, а дальше – Паломбара у подножия горы Джанкаро. Нельзя представить горизонта более широкого и в то же время более простого, большего величия и спокойствия большего разнообразия и соразмерности. «Это не только пейзаж, – сказал бы Плиний Младший, – это картина». Трудно оторваться от этого зрелища, и, уходя говоришь себе, что невозможно утверждать, что люди, умевшие так хорошо выбирать место для своих загородных домов, не любили деревни и не понимали природы.

Глава V

Остия

Не надо очень отдаляться от Рима, чтобы обратиться мыслью к Остии. Несмотря на разделяющее их расстояние, на Остию можно смотреть как на одно из предместий великого города. Она всегда была связана с его историей; она была необходима для его существования и рано стала одним из органов его жизни. Поэтому кажется, что, если пренебрежешь ее осмотром, путешествие в Рим будет неполным.

А между тем ее нелегко посетить. Так как туда не ходят дилижансы, эту экскурсию надо заранее обдумать и подготовить, что заставляет многих любопытных отказаться от нее. Сначала дорога довольно однообразна. Из Рима она выходит через ворота Св. Павла, древние porta Ostiensis, и почти все время идет берегом Тибра. Обыкновенно берега реки оживляются зеленью, и можно узнать течение реки по растущим вдоль берегов купам деревьев. Здесь зелень отсутствует: Тибр, желтый и молчаливый, течет среди кое-каких скудных деревцов и кустарников, поседевших от пыли. А между тем это было место увеселений в цветущие времена империи. Финансисты и знатные вельможи дорого платили за маленький сад на берегу Тибра. Там они устраивали празднества для своих друзей обоего пола, и один поэт того времени изображает их, как они пьют дорогое вино в кубках, украшенных руками великих мастеров, под веселый шум лодок, непрестанно проплывающих вверх и вниз по реке. Теперь нет больше ни садов, ни лодок; ничто не нарушает уединения этой пустыни, разве только кое-когда стада лошадей или быков, которые гонит сурового вида пастух, пугающийся всякого прохожего. Редко-редко встретятся один или два крестьянина верхом на лошади, возвращающиеся из города в своих живописных костюмах, больших сапогах, остроконечных шляпах и с длинными палками, положенными поперек седла. Время идет, дорога то вьется в гору, то спускается, а зрелище все то же. Наконец, после такого однообразного более чем двухчасового пути, показываются низкорослые деревья, горизонт становится шире. Видишь издали зонтичные сосны Кастель-Фузано, пересекаешь небольшое пространство полей и скоро достигаешь Остии.

I

Современная Остия. – Вид равнины, покрывающей древнюю Остию. – Каким образом город был покинут. – Первые произведенные там раскопки. – Работы Висконти. – Открытие Дороги могил. – Дом, называемый «императорским дворцом». – Большой храм и улица, ведущая к Тибру. – Хранилища, расположенные вдоль реки

В современном городе мы видим прежде всего церковь XVI века и изящной архитектуры крепость, на которой вырезан герб Юлия VI. Около замка ютятся несколько домов, составляющих весь город. Во время лихорадок жителей насчитывают не более десятка; сезон лихорадок начинается рано и длится долго. В ноябре месяце из окрестных мест приходят несколько сот крестьян, которые теснятся в хижинах и обрабатывают землю. С возвращением жары они спешат уйти.

Если отойти на несколько шагов от домов и замка и взглянуть прямо перед собой, поразишься величественным зрелищем, которое открывается перед глазами. С огромной окружающей нас равнины не доносится ни единого звука, все кажется безмолвным и неподвижным; на всем безмолвная и сосредоточенная печаль, охватывающая душу глубоким волнением. Волнение усилится, если вспомнить, что в этом месте жизнь некогда била ключом и толпился, суетясь, народ, особенно в те дни, когда приходили из Африки и Египта корабли, нагруженные хлебом, питавшим Рим. Поблескивающая на горизонте полоса моря образует светлую раму этой печальной картины. Направо Тибр делится на два рукава, окружающие isola sacra, где теперь пасутся стада. Всюду кругом, куда только хватает глаз, равнина покрыта маленькими холмиками различной высоты: это груды обломков большого погребенного города. Под этими наваленными кучами земли, где на каждом шагу наталкиваешься на обломки мрамора, черепки посуды, на ручки или подставки разбитых ваз, знаешь наверно, что можно обнаружить древнюю Остию.

Ворота Св. Павла. Фото конца XIX в.

Это утверждение с первого раза может до некоторой степени удивить. Совершенно понятно, что извержение Везувия, застигшее Помпеи врасплох и которое в один день город похоронило под пеплом, могло и сохранить его нам таким, каким он был, но Остия не стала, подобно Помпеям, жертвой внезапной катастрофы, она гибла медленно и по частям: каким же образом можно надеяться найти от ней важные остатки? Дело в том, что она обезлюдела сразу. Ее благоденствие зависело от могущества Рима, гаванью которого она была. Она быстро пала, когда Рим перестал привлекать к ней путешественников и товары со всего мира. Нашествия варваров нанесли ей последний удар. Со времен Гензериха она представляла естественную дорогу для всех смелых пиратов, которых манила богатая добыча, накопленная в римской Кампании. К ней они причаливали, чтобы быть ближе к этой своей добыче, чтобы попытать какой-нибудь выгодный набег раньше, чем успеют принять меры к обороне. Эти повторявшиеся набеги скоро сделали пребывание в Остии невыносимым. Бедный город должен был тогда горько сетовать на свое соседство с морем, которое долго было причиной его благосостояния, а теперь подвергало его стольким непредвиденным бедствиям. После каждого опустошения, жертвой которого он становился, народонаселение его уменьшалось. Возможно, что однажды последние его жители, предупрежденные о нападении более свирепом, чем другие, и охваченные страхом, вдруг разом бежали все дальше от моря. Они, несомненно, искали убежища или в горах Лация и в горах Сабинских, куда, по их соображениям, враг не погонится за ними, или за стенами Рима, как раз только что вновь отстроенными императором Гонорием. Покинув однажды город, они уж больше не прельщались мыслью о возвращении. Набеги хищников становились все более частыми. Можно сказать, что со времени последних годов империи и до наших дней они никогда не прекращались, и безопасность этого несчастного побережья