Белгравия - Джулиан Феллоуз

Обычно Сьюзен не принимала приглашений Анны поехать с ними в Гленвилл. Она презирала это место. Окруженный прекрасными садами большой елизаветинский особняк в самом центре Сомерсета казался ей донельзя скучным и лишенным всякого комфорта.

Прежде всего ее отпугивало утомительное путешествие, требовавшее тщательной подготовки и несметного количества постельного белья. Кверк запрягал просторную дорожную карету, и они постоянно останавливались по пути на станциях, чтобы пообедать, поужинать, лечь спать или сменить лошадей. Ехать приходилось по меньшей мере двое суток, но Анна Тренчард предпочитала закладывать на дорогу все три. Она говорила, что в ее возрасте уже не подобает нестись галопом, и хотела к тому же почаще останавливаться, чтобы выпускать Агнессу побегать. Новая железная дорога должна была вскоре многое изменить, но пока все оставалось по-прежнему. А значит, Сьюзен грозило без роздыху трястись в карете три дня подряд, обсуждая со свекровью тонкости садоводства, а если вдруг пойдет дождь и карета застрянет в грязи, то они и в трое суток не уложатся.

Но главная причина, по которой Сьюзен восставала против Гленвилла, состояла в том, что она не видела смысла в этой поездке. Ну и чем там заняться, после того как доберешься туда с таким трудом? Опять вести бесконечные разговоры об уходе за садом, ходить по этому самому саду и все время что-то есть за длинным обеденным столом? Иногда на эти обеды приходили всевозможные местные сановники, желающие свести знакомство с Джеймсом Тренчардом в надежде, что смогут убедить его расстаться с частью денег и оказать поддержку тем или иным благородным начинаниям. Представителей местной аристократии Тренчарды почти не видели. «Всем известно, – с иронией думала Сьюзен, – что в провинции подниматься по социальной лестнице гораздо труднее. В Лондоне люди меньше обращают внимание на то, кто ты, если ты как следует одет и говоришь правильные вещи. Жители провинции менее снисходительны». От одной лишь мысли о Гленвилле ей хотелось зевать.

Но на сей раз Джон убедил любовницу, что поездка будет очень кстати. Пока они проводили вместе в постели остаток дня, он изложил ей свой план. Сьюзен предстояло точно узнать, кто такой Чарльз Поуп и почему Джеймс Тренчард так заинтересован в финансировании его предприятия, не говоря уже о причудливом альянсе, складывающемся между тетей Джона и ее собственной свекровью. Сьюзен решила, что по ходу дела могут всплыть какие-то подробности, которыми может воспользоваться и она сама. Во всяком случае, повернуть все так, чтобы Джон Белласис оказался перед ней в долгу. Это вполне сочеталось с планами самой Сьюзен.

Наверное, больше всех удивился Оливер, когда супруга вдруг приняла приглашение провести месяц в деревне с его родителями. Обычно при упоминании Гленвилла у нее случались вспышки раздражения и Сьюзен начинала плакать. Порой ему даже приходилось идти к ювелиру и покупать какую-нибудь безделушку, дабы жена проявила уступчивость. Но на сей раз все произошло по-другому.

Решение Сьюзен порадовало его. В последнее время Оливер стал замечать, что сам предпочитает жизнь в Гленвилле жизни в Лондоне. Тренчард-младший честно старался, по крайней мере так ему казалось, увлечься делами своего отца, однако, положа руку на сердце, он чувствовал себя созданным для традиционной жизни сельского сквайра. А почему бы и нет? Его воспитали как джентльмена, и вот результат. Оливер любил охоту, и ему импонировала веселая непосредственность сельской жизни. Это доставляло ему намного больше удовольствия, чем долгие часы, проведенные за дотошным изучением планов и счетов в кабинете отца или Уильяма Кьюбитта. А как славно было бы расхаживать по землям поместья, разговаривать с арендаторами, выслушивать их жалобы. В деревне Оливер начинал чувствовать себя человеком деятельным, уважаемым и опытным. В какой-то момент он уже было смирился, что после смерти родителей они с женой ни за что не переедут в Гленвилл, что Сьюзен настоит на том, чтобы найти жилище побольше, побогаче и, главное, поближе к Лондону. Но в последнее время, когда супруги отдалились друг от друга, он стал подумывать, что компромисс, возможно, достижим. Жаль только, что у Оливера не было наследника: Гленвилл стал бы прекрасным родовым поместьем.

Сердце у него взмыло ввысь, когда карета наконец въехала в высокие, медового цвета ворота. В конце длинной подъездной аллеи стоял изящный трехэтажный особняк, пребывавший сейчас в гораздо более ухоженном виде, чем в 1825 году, когда мать впервые его увидела. Преисполнившись грандиозных замыслов, Джеймс велел тогда жене найти для семьи «гнездышко» в деревне. Он рассчитывал, что Анна приобретет скромный домик в каком-нибудь достойном, удобно расположенном месте: в Хартфордшире или Суррее, а может, и сравнительно недалеко от Лондона. Но Анна распорядилась иначе. Случайно наткнувшись на Гленвилл – прекрасный образчик архитектуры переходного периода, когда мода повернулась от средневековой готики к ренессансному классицизму, окруженный садами, парками и тысячами акров возделываемых земель, – миссис Тренчард поняла, что именно его и искала. Может быть, даже всю жизнь. Правда, в здании встречались чуть ли не все виды гнили и жучков-древоточцев, не говоря уже о протекающей в нескольких местах крыше, и сначала Джеймс отказался. Глава семейства видел в мечтах нечто совсем иное. Ему не улыбалось жить в Сомерсете, да к тому же он хотел приобрести уже готовый дом, который не надо будет почти полностью перестраивать. Однако Анна настояла на своем, что за всю семейную жизнь делала лишь считаные разы.

Теперь, спустя почти двадцать лет, оба считали Гленвилл ее главным достижением. Анна методично восстановила дом, влюбившись в его маленькие странности: каменных обезьянок, карабкающихся по крыше мансарды в голландском стиле; скульптуры Девятерых Достойных[28], каждая в своей нише, стоявшие вдоль восточного фасада. Порой Джеймсу приходило в голову, что этот самозабвенный труд жена рассматривает в качестве своего рода компенсации: если Анна не смогла спасти собственную дочь, то по крайней мере она постарается спасти этот дивный старый дом. И усилия миссис Тренчард оказались ненапрасными: в Гленвилл словно бы вдохнули новую жизнь, и он все ярче сиял новым светом.

Подлинным триумфом Анны стали сады, разбитые ею на пустырях. Когда карета остановилась перед домом, старший садовник Хупер уже ждал госпожу. Но прежде чем она могла поздороваться и побеседовать с ним, необходимо было соблюсти положенные ритуалы. Тёртон, выехавший из Лондона раньше хозяев, вышел вперед и открыл дверь кареты.

– Мадам, – сказал дворецкий, когда Анна спускалась по ступенькам, держа под мышкой собаку, – надеюсь, путешествие было приятным?

Голос у него был чуть усталым. К поместью Тёртон испытывал примерно те же чувства, что и миссис Оливер. Он тоже ненавидел утомительную дорогу сюда, но еще больше Тёртону не нравилось, что во время этих бессмысленных выездов ему приходилось иметь дело с местной прислугой, квалификация которой оставляла желать лучшего. В отличие от большинства аристократов, чьи основные резиденции находились в родовых поместьях, Тренчарды обосновались в Лондоне. Поэтому основной штат слуг содержался там, и лишь небольшая их группа ездила в Сомерсет и обратно. В Гленвилл семью сопровождали только Тёртон, Эллис, Спир и лакей Билли, в обязанности которого также входило одевать Оливера. Кухарка, миссис Бэббидж, тоже поначалу проделывала весь немалый путь, но поскольку с ее приездом на кухне всякий раз неизбежно возникали скандалы, сильно мешавшие работе, Анна решила нанять женщину из местных, миссис Адамс: та была попроще в общении и вряд ли надумала бы требовать ингредиенты, за которыми надо посылать в столицу. В результате с лица дворецкого не сходило выражение страдания: меню в сельской местности казалось ему слишком простым, а обслуживание – более медленным, чем следовало.