Янтарные глаза леса - Елизавета Дворецкая

– Да мы хоть сейчас! Дело за невестами! – разом ответили Взорец, Миломир, еще кто-то.

– Чего же тогда сидите? – оживленно воскликнула Смеяна. – Пойдемте к нам на посиделки!

– Ой, дай передохнуть! – Кремень махнул рукой. – А там и я, может, соберусь…

Отроки варили кашу на ужин, кмети отдыхали. Светловой, молчаливый и задумчивый, почти не участвовал в общей беседе. Такие приступы задумчивости приключались с ним с самой Купалы, а иногда их сменяли приливы лихорадочной разговорчивости, которая была не лучше. Кмети старались развеселить его, но Светловой не замечал их попыток.

Вдруг Смеяна вскинула голову:

– Ой, что это? Слышите?

– Что? – Кмети переглянулись, не замечая ничего особенного, и тоже прислушались.

– Плачет кто-то, – сказала Смеяна.

Склонив набок голову, она махнула рукой, призывая кметей помолчать. Все молчали, но слышен был только шум ветра над крышей, легкое поскрипывание половиц.

А Смеяна слышала где-то в глубине просторного и пустого дома тихий, тонкий плач. Ей вспомнилась кикимора – подпечная жительница могла бы так плакать. Так плачут сквозные щели, непрогретые стены, заброшенный дом со снегом возле порога…

– Дайте поесть огоньку! – сказала Смеяна и сама положила в очаг кусочек хлеба. – Недоволен чем-то домовой. Или…

Она не договорила, смутно чувствуя близость какой-то беды. Новые княжеские хоромы вдруг показались маленькими, хрупкими, как пустая яичная скорлупа. Какая-то большая беда, тяжелая и сумрачная, как снеговая туча, неотвратимо надвигалась издалека. Смеяна колебалась, не зная, рассказать ли, но сама верила своим предчувствиям. Тень беды уже касалась плеча, хотелось обернуться, отодвинуться от нее.

– Ты чего нахмурилась? – тревожно спросил Миломир, внимательно наблюдавший за Смеяной.

– Что-то… Не знаю… – Смеяна досадливо вздохнула, не умея объяснить, посмотрела на Светловоя: – Княжич! Пойдемте, в самом-то деле, на посиделки к нам! У нас домовой веселый, не плачет, а смеется. А у вас тут тоскливо очень!

– Да это ветер! – снисходительно решил Скоромет. – А там, гляди, и дождь пойдет. Очень нам весело будет под дождем по темени целую версту назад шагать!

Смеяна смотрела в огонь на очаге, и пламя, словно ждало знака, вдруг стремительно разрослось перед ее взором, сделалось огромным, неудержимым. Чувство тревоги стало таким острым, что Смеяна не могла усидеть на месте и вскочила на ноги.

– Княжич! – сжимая руки, отчаянно взмолилась она. – Пойдем отсюда! Я что-то недоброе чую! Беда на нас идет! Уйдем отсюда, Макошью и Сварогом тебя прошу!

У кметей вытянулись лица: никогда еще они не видели веселую Смеяну в таком испуге. И каждому вдруг стало неуютно в новом необжитом доме, где даже запах дыма казался чужим.

* * *

На дворе царила такая глухая темнота, что Держимир чуть не споткнулся на ступеньках крыльца. Отрок с факелом шел впереди, освещая князю дорогу, сзади чуть слышно шуршали по промерзшей земле сапоги Дозора и Озвеня. Небо было ясным и черным, без снеговых туч, звезды блестели острыми белыми огоньками. Это тоже, по словам Звенилы, обещало удачу.

Возле ворот святилища виднелась крупная черная тень, какое-то непонятное шестиногое чудовище. Отрок с факелом подошел поближе, и стало видно, что это не одно существо, а два: Соколик и Байан-А-Тан. Баян стоял, обняв жеребца за шею и тесно прижавшись лицом к его морде. Заметив брата, он закрыл глаза и отвернулся, как будто не желал никого видеть.

Держимир с неудовольствием куснул губу. Все семь дней, прошедшие со дня выбора жертвы, Байан оставался хмур и почти не разговаривал с ним. Как будто он в чем-то виноват!

Кто-то из младших жрецов – Держимир видел только темные фигуры в длинных рубахах – отвел в сторону створку ворот, и князь прошел в святилище. Сегодня все было не так, как в велик-дни, когда на общие жертвоприношения покровителю племени собираются огромные толпы. Сегодня здесь присутствовали только сам князь и служители богов. Перед большим плоским валуном-жертвенником уже горел огонь. Возле огня виднелась могучая фигура Знея; Звенила рядом с ним казалась совсем маленькой. Бросив на нее взгляд, Держимир старался больше не смотреть на чародейку. Ее лицо подергивалось, в огромных безумных глазах плескались пламенные отблески. На камне уже сиял острейшим лезвием жертвенный нож, нагретый в священном пламени, и у Держимира на миг мелькнуло жуткое чувство, точно его самого и ждет этот хищный нож.

– Полночь близка, княже! – гулко сказал из темноты Зней. – Готова ли жертва Отцу Грома?

Дозор выглянул за ворота и махнул рукой. Во двор святилища медленным шагом вошел Байан, и пламя перед жертвенником бросало одинаковые отблески в его темные глаза и глаза коня. Даже грива Соколика блестела одинаково с длинными черными волосами хозяина, которые тот сегодня оставил распущенными – в честь Перуна или в знак скорби по любимому коню, Держимир не стал уточнять.

Увидев огонь, Соколик забеспокоился. Байан погладил его по морде, зашептал что-то ласковое на языке своей матери: кони понимали его на любом языке, а он не хотел, чтобы кто-то другой понял его слова прощания с любимцем. Зней шагнул к нему, протянул широкую ладонь. Байан каким-то мертвым движением передал ему узду, постоял, потом повернулся и пошел прочь, не оглядываясь. И Держимир вдруг почувствовал себя очень одиноким. Ему опять показалось, что не Соколика, а его самого ждет горячий нож-молния.

* * *

– Ну, пойдемте, братцы мои милые! – умоляла Смеяна, лихорадочно переводя взгляд с одного лица на другое. – Знаете, как у нас весело? Наши невесты во всей округе самые лучшие!

– Да кто бы сомневался! – отвечали кмети, подмигивая ей.

– Пойдемте! А как песни у нас звонко поют! А каких тетки пирогов напекли! Вы таких отроду не ели! – упрашивала Смеяна.

Чувство тревоги уже не томило, а жгло ее огнем, нестерпимо хотелось бежать отсюда без оглядки. Будь она одна, убежала бы давно, но не могла же она бросить кметей, Кременя, Светловоя!

Княжич взял ее за руку и заметил, что она дрожит. Ему не хотелось покидать необжитый, но все-таки свой дом и идти на ночь глядя в чужой род, но девушка тревожилась не шутя, и Светловою передалась ее тревога. Знакомый дом показался неуютным, какая-то черная невидимая туча мерещилась над крышей.

– Пойдем, – сказал он и встал. – И правда, что так-то сидеть…

Смеяна радостно взвизгнула, кмети стали подниматься с мест, затягивать пояса, разбирать плащи. В гриднице разом стало шумно, зазвучали шаги и зазвенело оружие. Даже Кремень поднялся, оправляя пояс.

– Ах, как у нас обрадуются! Скорее, пойдемте! И нет там никакого дождя! Мигом доберемся! – радостно восклицала Смеяна, лихорадочно смеялась, суетилась, подавала кметям плащи и шапки, даже помогала закалывать застежки.

Она была счастлива, что ее наконец послушались, какая-то сила дергала ее за руки, заставляла торопиться изо всех сил, как будто истекают последние мгновения, отпущенные судьбой, а потом все это новое городище с хоромами и людьми провалится в Навье Подземелье.