Происхождение языка. Факты, исследования, гипотезы - Светлана Анатольевна Бурлак

задние лапы и осматривались. Чтобы выяснить, являются ли сигналы верветок эмоциональными или референциальными, исследователи делали записи длиннее или короче, громче или тише — для эмоциональных сигналов именно эти характеристики имеют основное значение, для референциальных же они совершенно несущественны (подобно тому, как для смысла слова в общем случае неважно, будет ли оно произнесено быстро или медленно, громко или тихо). Опыты показали, что для верветок важна не интенсивность сигнала, а его формантные характеристики.

Коммуникативную систему верветок нередко рассматривают как промежуточный этап на пути к человеческому языку: сначала сигналов было, как у верветок, лишь несколько, потом, постепенно добавляя по одному сигналу, предки человека добрались в конце концов до языка современного типа{831}. Однако это, по-видимому, неверно. Дело в том, что, во-первых, внешняя форма (звуковая оболочка) сигналов у верветок является врожденной. Следовательно, расширение такой коммуникативной системы и добавление в нее новых сигналов может происходить только путем генетических мутаций. Человеческая же система знаков не врожденная, она содержит огромное число элементов — десятки тысяч (для такого количества нужных мутаций просто не хватило бы эволюционного времени) — и, кроме того, является принципиально открытой, добавление в нее новых знаков легко происходит за время жизни одного индивида. Возможно, что вы, читая эту главу, пополнили свой лексикон несколькими новыми словами — верветке такого не достичь. Все, что она может сделать за время жизни, — это несколько уточнить форму (акустические характеристики) и значение того или иного крика (например, усвоить, что сигнал ‘орел’ не относится к попугаям)[57]. Любопытно, однако, что даже при такой коммуникативной системе для усвоения значения сигналов важна, как и в человеческом языке, реакция взрослого. Для верветок описан такой случай. Как-то раз один детеныш, увидев слона, издал крик, обозначающий леопарда. И в этот же момент с этой же самой стороны показался леопард. Бывший рядом взрослый самец издал крик ‘леопард’, что было воспринято детенышем как подтверждение. С тех пор он стал при виде слонов издавать крик ‘леопард’ — рефлекс, связывающий вид слона и крик ‘леопард’, оказался закреплен{832}.

Во-вторых, в человеческом языке принципиально иначе устроена реакция на сигнал. Если у верветок восприятие сигнала жестко задает поведение, то у человека восприятие сигнала задает лишь начало деятельности по его интерпретации (по мнению Т. Дикона, это вызвано наличием огромного количества ассоциативных связей между словами-символами в мозге{833}), результаты же этой интерпретации могут зависеть от личного опыта, от индивидуальных особенностей характера, от отношения к подавшему сигнал, от сиюминутных намерений и предпочтений и т. д. и т. п. Поэтому нередко оказывается, что реакция на один и тот же текст у разных слушателей (или читателей) резко различается.

Подобная разница между людьми и верветками вполне объяснима. У верветок функция данного фрагмента коммуникативной системы состоит в том, чтобы обеспечить быстрый запуск правильной поведенческой программы спасения от соответствующего хищника, поэтому любые отклонения от стандартной реакции подавляются отбором. Человек же, в значительной степени вышедший из-под контроля естественного отбора, может себе позволить долгие размышления о смысле услышанного сообщения. Таким образом, хотя верветки относятся, как и мы, к отряду приматов, между их коммуникативной системой и языком нет гомологии, а есть лишь аналогия.

У других представителей церкопитековых, больших белоносых мартышек (Cercopithecus nictitans), можно наблюдать еще одну аналогию с человеческим языком{835}. У этих мартышек, как и у верветок, есть разные сигналы для разных типов опасностей: крик «пяу» (в англоязычных работах — pyow) означает ‘леопард’, крик «хак» (hack) — ‘орел’. Но у них, как установили Кейт Арнольд и Клаус Цубербюлер, есть также возможность комбинирования сигналов, и при этом получается, как в человеческом языке, нетривиальное приращение смысла (не сводящееся к простой сумме смыслов составных частей). Когда самец произносит последовательность «пяу-хак» (или, чаще, повторяет каждый из этих криков несколько раз — но именно в такой последовательности), это вызывает не реакцию спасения от леопарда или орла, а перемещение всей группы на достаточно значительное расстояние — более значительное, чем без сигнала «пяу-хак». Некоторые исследователи склонны видеть в этом сходство с человеческим синтаксисом (два «слова» составляют «предложение»), другие полагают, что это больше напоминает морфологию (сложное слово типа кресло-качалка), но это не более чем спор об аналогии. В качестве же гомологии с языком здесь можно рассматривать лишь когнитивную возможность получать при комбинировании сигналов нетривиальное приращение значения. Сравните, например, пары вечерний — вечерник (студент вечернего отделения института) и утренний — утренник (праздник или представление, устраиваемое утром): один и тот же суффикс в сочетании с названиями разных частей дня добавляет совершенно разный смысл.

Еще более развернутую аналогию с человеческим языком можно усмотреть в коммуникативной системе мартышек Кемпбелла (Cercopithecus campbelli campbelli), живущих в национальном парке «Таи» (Кот-д’Ивуар). Самцы этих обезьян употребляют 6 видов сигналов, которые исследователи (К. Цубербюлер и его соавторы) записывают как «бум», «крак», «крак-у», «хок», «хок-у» и «вак-у»{836}. Элемент «-у», выделяемый в трех из этих сигналов, авторы интерпретируют как суффикс. Он, подобно, например, русскому суффиксу — ств(о) (как, скажем, в слове братство) или английскому — hood (brotherhood — ‘братство’ от brother — ‘брат’), не употребляется отдельно, но определенным образом изменяет значение той основы, к которой присоединяется. Так, сигнал «крак» обозначает леопарда, а сигнал «крак-у» — опасность вообще.

Комбинирование знаков дает, как и у больших белоносых мартышек, нетривиальные приращения смысла. Например, серия криков «крак-у» может быть издана, когда мартышка слышит голос леопарда или крик мартышек диан, предупреждающий о появлении леопарда, но если этому сигналу предшествует дважды повторенный сигнал «бум», то вся «фраза» интерпретируется как ‘падает дерево или большая ветка’. Если в серию криков «крак-у», которой предшествует пара криков «бум», иногда вставлять крик «хок-у», получится территориальный сигнал, который самцы издают при встрече на границе участка с другой группой мартышек Кемпбелла. Просто двукратное повторение крика «бум» означает, что самец потерял из виду свою группу (самки, слыша такой сигнал, подходят к самцу). Всего авторы выделили 9 возможных «фраз», скомбинированных из этих 6 криков.

В коммуникативной системе мартышек Кемпбелла представлены и правила «порядка слов»: например, сигнал «бум» употребляется только в начале цепочки криков и всегда повторяется дважды, сигнал «хок» предшествует сигналу «хок-у», если они встречаются вместе, серия криков, предупреждающая об орле, начинается обычно с нескольких криков «хок», а заканчивается несколькими криками «крак-у» и т. д.

По мнению авторов исследования,