Одержимый женщинами - Себастьян Жапризо

– Наверно, нам не надо так говорить. Нам хватит, если Фредерик будет и с тобой, и со мной, и мы остаемся хорошие друзья в нашем несчастье.

Так мы решаем, и мы жмем руки, потом я вижу – они идут вместе, я тогда работаю и не думаю, что они получают удовольствие, и Эсмеральда долго со мной хорошая. Маленькие вещи теперь другие. Дома или на пляже, ей наплевать, и она ходит голая, когда Фредерик там. А иногда, когда он на рисовом поле или делает спирт для ламп, они идет к нему, тихо говорит и быстро целует его шею. А иногда мы едим трое еду, она смотрит на меня и плачет. Я не понимаю почему, но не хочу спросить.

Очень счастливо, на этом острове есть другие дела, кроме этих споров. Мы вместе идем на пляж австралийцев и трое плаваем в большом океане, и хотим войти в самолет. Теперь Фредерик плавает самый быстрый, он хорошо идет под воду – у него много воздуха в груди и ему не стыдно беспокоить мертвых. Мы вынимаем из воды много вещей с самолета, но не радио. Фредерик быстро видит, он не работает. Мы берем мешки солдат с одеждой, еще патроны для так-так, бутылки, ящик с консервы, ящик с сигареты, и жвачка, и печенье – вода их не трогает, еще гамак, чтобы спать, бидоны с маслом и еще парашюты и инструменты для механики. Фредерик думает, надо брать бензин в баке самолета, мы делаем длинный бамбук с дырой внутри. Все время – почти три месяца – мы делаем дыру и вяжем вместе бамбук, Эсмеральда и я не знаем, чтобы мужчин работает так долго и много, как Фредерик, когда имеет идею. Он говорит: – Когда я долго хочу, я могу.

Так его учат священники Христа в Марселе, Франция. Тогда я говорю и шучу вместе с Эсмеральдой:

– А вдруг ты хочешь брать все на самолете? Можешь?

А он говорит:

– Шутите-шутите. Один день я это делаю.

И он это делает как раз до второго сезона дождя, когда мы вместе.

Сперва он берет бензин. Мы роем место хранить его, дыры в песке, и кладем вниз парашюты. Потом он берет мотор самолета и веревки парашюта, и мы трое все тащим, Фредерик надо пять неделей все делить, мыть бензином, мазать маслом и делать маленький мотор, он не работает.

Тогда он делает опять, как с спиртом Кимура, и я часто иду смотреть – он работает, руки и верх тела в черном жире. Я не знаю всю его идею, но я зову духи этого острова помогать ему, если один Христ мало.

Один день мы – две женщины – дома и слышим далеко большой шум, он тихо, потом снова сильный, и мы бегаем на пляж австралийцев. Когда мы там, солнце красное за деревьями и очень-очень красивое, и в этом большом шуме мы видим своими глазами весь самолет. Из него всюду течет вода из океана – через нос и через хорошую руку. А мотор в дыме, Фредерик тащит его на пляж колесом и веревками парашюта, а Эсмеральда и я рады – танцуем и кричим: «Победа!»

Люблю думать про тот день. Люблю видеть в своей памяти – Фредерик в песке на коленях, на лице жир и текут слезы, он бьет рукой по земле острова и кричит:

– Черт!!! Я сделал!!! Я сделал!!!

А я и Эсмеральда падаем на него и целуем, и все мы уже мокрые. И мы смотрим эту большую штуку из железа в неглубокой воде, и я говорю:

– А теперь, может быть, Фредерик хочет поднять это в небо?

И они двое шутят и будто бьют меня на песке, но не вправду. Потом мы идем в наш дом и моем тело друг другу с мылом из мешка солдат. Мы едим вместе и пьем спирт из риса за победу, и кричим:

– Пусть черт унесет войну!

И Фредерик очень гордый рассказывает, что знает чуть-чуть механику от своего второго отца, шофера грузовика, что он долго и упрямо борется с мотором и меняет бензин через воздух в бак самолета. Потом он снимает с Эсмеральды ее рубашку солдата, и она не помнит стыд, и я смотрю все время, когда он ее берет, она другая и не гордая, а потом он меня тоже берет. Я люблю думать про тот день.

Очень несчастливо мы грустно удивлены утром после сна. Большой дым идет в небо на другой стороне острова, и когда мы бежим на пляж австралийцев, ничего нет из-за высокого огня. Он очень жаркий, и мы не можем идти близко, но мы не даем ему есть джунгли и весь день берем воду в океане, и бросаем на деревья. Вечером огня уже нет, самолет – кусок железа, и мы теряем все: бензин и мотор, все. Мы так и не знаем, где начало огня. Вдруг Фредерик бросает свою сигарету «Кэмел», когда мы идем домой? Вдруг жаркий мотор жжет веревку или кусок дерева? Я, Иоко, думаю, что мы очень мешаем мертвым в самолете, и дух большого океана сначала дает мне хороший знак, а потом начинает огонь.

И опять мы говорим всю ночь трое, и Фредерик очень-очень грустный, он теряет бензин и еще самолет, потому что день раньше он думает строить внутри корабль с мотором и бежать с острова. Когда Эсмеральда говорит, мы тоже бежим с ним, он говорит:

– Нет, если я мертвый, вы – тоже. Разумно я пробую один плыть на остров Рождества, а потом спасаю вас. А если я мертвый в океане, вы живы.

Но Фредерик никогда не грустный долго. Он думает, остров Рождества далеко на две тысячи километров на запад, это последнее место их корабля до аварии. Может быть, туда можно плыть другой дорогой. Я, Йоко, думаю, что японцы – хорошие моряки, особенно Йоширо, повар, когда у него хорошая голова, он говорит, нельзя плыть шесть людей и делать эксперимент, как же Фредерик плывет один?

Тогда Фредерик говорит:

– Смотри этот проект после сезона дождя. Пока мы сидим дома, будем рады нашей судьбе.

Мы так и делаем, едим еду, играем в камешки и карты и говорим о наших жизнях. Эсмеральда делает из бамбука инструмент для музыки, и мы поем песни, наши песни. Я учу моих товарищей японскому, но они думают, это очень трудно, и тогда я не учу. Ночью мы спим вместе и часто с шумом от дождя. Мы показываем Эсмеральде семь защипов для белья, и она очень довольна, и ей стыдно потом, но утром она говорит в мою шею, что ей нравится. Она очень хорошо знает дни делать детей, я не так хорошо, и тогда она часто шутит и говорит мне неправду:

– Сегодня, Иоко, говори Фредерику «нет».

Но она тоже очень хорошая и ему, и мне, не смотрит на маленькие вещи и очень рада убирать дом. Характер Фредерика быстрый и меняется. Иногда он веселый и мягкий словами. А иногда сидит в углу сердитый. И я, и Эсмеральда не знаем, какие слова наши это делают. Правда, он сам не знает, он чувствует больше, чем понимает. Иногда он пьет очень много спирта, он сам его делает, чтобы не быть грустный и не думать о доме, он рассказывает планы – гордые и непонятные, он идет в большой океан и получает победу, что он долго и смело делает очень хорошее дело, и все видят своими глазами, что он все может, и он говорит всем: «Мне плевать на вас всех!»

Когда солнце приходит на остров, мы еще плаваем и живем эти дни, но хорошее время уже уходит и нам грустно, что про нас не помнят. Я не хочу говорить, как Эсмеральда первая теряет надежду. И я тоже. Хочу только говорить о последние моменты, мы живем трое на острове.

Долго Эсмеральда говорит об огне на пляже австралийцев, ей страшно, что Фредерик и я думаем, что она его начинает и говорит «нет», не она. Потом она говорит, что может быть, она хочет его начать, тогда Фредерик не может уйти в океан, и так никто никогда не знает, что она делает с нами той ночью, когда он тащит самолет.