Талибан. Ислам, нефть и новая Большая игра в Центральной Азии - Ахмед Рашид

Подобно американским и английским нефтяным магнатам в начале XX века, которые видели в нефтяном бизнесе продолжение геополитики и требовали права влиять на международные дела, Бульгерони был человеком одержимым. В конце 1995 — начале 1996 года он оставил свой бизнес в Южной Америке и провел девять месяцев в своем личном самолете, посещая разных полевых командиров, Исламабад, Ашхабад, Москву и Вашингтон, пытаясь убедить их лидеров в реальности идеи газопровода.

Все, кто окружал его, тоже были воодушевлены — если не его мечтой, то самим трудоголиком Бульгерони.

Бульгерони — выходец из дружной семьи итальянских эмигрантов из Аргентины. Обаятельный, эрудированный, этот философ, ставший промышленником, мог часами говорить о распаде России, о будущем нефтяной промышленности или об исламском фундаментализме. Его отец, Алехандро Анхель, основал фирму в 1948 году. В то время Bridas была небольшой сервисной компанией, обслуживавшей молодую аргентинскую нефтепромышленность. Карлос и его брат Алехандро Бульгерони, бывший тогда вице-президентом Bridas, вывели компанию на международный уровень в 1978 году, и Bridas заняла третье место среди независимых нефтедобывающих компаний Латинской Америки. Но до Туркменистана Bridas еще никогда не работала в Азии.

Что привело аргентинцев в Афганистан, отделенный от их родины половиной земного шара? После развала Советского Союза Bridas сначала попробовала свои силы в Западной Сибири. «Но там было слишком много проблем — трубопроводы, налоги, и мы пошли в Туркменистан, как только он открылся», — сказал мне Бульгерони в своем единственном интервью о роли Bridas в Афганистане.[220] В 1991 году Bridas была единственной западной компанией, претендовавшей на туркменские месторождения, и это был огромный риск. Другие нефтяные корпорации называли это безумием. Туркменистан был далекой страной, не имевшей ни выхода к морю, ни законов, защищавших иностранного инвестора. «Другие нефтяные компании отказались от Туркмении, так как считали, что там был в основном газ, а они не знали, где и как его продавать, — говорил Бульгерони. — Наш латиноамериканский опыт, когда мы находили газ и доставляли его на различные рынки по газопроводам, пересекающим границы, убедил меня в том, что то же самое можно делать и в Туркменистане», Президент Ниязов был польщен тем вниманием, которое оказывал ему Бульгерони, в то время как никто из глав других западных компаний и не думал стучаться к нему в дверь. Они даже подружились.

В январе 1992 года Bridas получила месторождение Яшлар в восточном Туркменистане, поблизости от афганской границы и к северо-востоку от большого Довлетабадского газового месторождения, открытого еще при Советах. Через год, в феврале 1993 года, Bridas получила участок Кеймир на западе страны, возле Каспийского моря. Будучи первым и единственным претендентом, Bridas добилась отличных условий — раздел прибыли в пропорции 50 на 50 по Яшлару и 75 на 25 (в пользу Bridas) по Кеймиру. «Мы хотели разрабатывать новые запасы, чтобы Россия не попрекала нас разработкой старых месторождений советских времен», — говорил Бульгерони.

Bridas вложила в разработку 400 миллионов долларов — немыслимая сумма для небольшой нефтяной компании, в то время как крупнейшие корпорации даже не появились в Средней Азии. Bridas начала экспортировать нефть из Кеймира в 1994 году, увеличив добычу до 16 800 баррелей в день. Потом, в июле 1994 года, в жаркой и бесплодной пустыне Каракумы, Bridas нашла золото — огромное месторождение газа в Янтаре, оценочные запасы которого достигали 27 ткф — это более чем в два раза превосходит все запасы газа Пакистана. «В отличие от нефти, газу требуется немедленный доступ на рынок, и мы решили его создать», — говорил Хосе Луис Суреда, директор Bridas, отвечающий за перевозки, — крепкий, настойчивый инженер, которому предстояло в ближайшие месяцы исколесить весь Афганистан в поисках возможного маршрута для газопровода.[221]

«После того как мы открыли Яшлар, мы собирались отправлять часть газа на север по русским трубопроводам, но были нужны альтернативные рынки, а это либо Китай, либо Южная Азия, — рассказывал Бульгерони. — Газопровод через Афганистан мог оказаться бизнесом, несущим мир, — это трудно, но возможно». В ноябре 1994, сразу после захвата талибами Кандагара, Бульгерони убеждает Ниязова создать рабочую группу для изучения возможности строительства газопровода в Пакистан через Афганистан.

Через четыре месяца он убеждает премьер-министра Пакистана Беназир Бхутто объединить усилия с Ниязовым. 16 марта 1995 года Туркменистан и Пакистан подписывают меморандум, разрешающий Bridas подготовить предварительное технико-экономическое обоснование предполагаемого газопровода. «Этот газопровод станет воротами в Среднюю Азию для Пакистана, он откроет гигантские возможности», — говорил мне муж Бхутто, Азиф Зардари. По словам Зардари, то, что талибы контролируют маршрут газопровода, делает его строительство возможным. За спиной Зардари в его кабинете висела гигантская карта будущего маршрута, которую он с гордостью показывал.[222]

В то время пакистанская армия и разведка поддерживали талибов, чтобы открыть южную дорогу в Туркменистан через Кандагар и Герат. В то же время Пакистан вел переговоры с Катаром и Ираном о поставках газа по двум различным маршрутам. Но с геостратегической точки зрения, учитывая пакистанские долгосрочные интересы в Афганистане и Средней Азии, предложение Bridas открывало перед Пакистаном самые широкие возможности.[223]

Bridas предлагала построить трубу длиной 875 миль, от своего яшларского месторождения через южный Афганистан до города Суи в провинции Белуджистан, откуда начиналась пакистанская газопроводная сеть. Впоследствии газопровод мог быть дотянут через Мултан до Индии, чей рынок был еще больше. Bridas предполагала открыть доступ к газопроводу и другим компаниям, которые могли бы в будущем качать через него и свой собственный газ. Это было особенно интересно для афганских полевых командиров, так как месторождения газа на севере Афганистана, снабжавшие в свое время Узбекистан, были законсервированы. Бульгерони решил соблазнить полевых командиров. «Я виделся со всеми их лидерами: Исмаил Ханом в Герате, Бурхануддином Раббани и Масудом в Кабуле, Дустомом в Мазари-Шарифе и с талибами в Кандагаре. Меня везде принимали хорошо, потому что афганцы понимали: им нужно возрождать страну, им нужны иностранные инвестиции», — говорил Бульгерони.