Россия: народ и империя - Джеффри Хоскинг

Другой главной чертой крестьянского исторического сознания являлся протест против угнетения и эксплуатации со стороны помещиков. Многие народные песни рассказывали о Стеньке Разине, воплощавшем дух казацкой вольницы и восстановившем справедливость, убивая дворян. Широкое распространение получила вера в то, что «Разин не погиб», то есть волю еще можно вернуть. В подобном же тоне рассказывалось и о том, как Пугачев вешал дворян: «Много я вешал господ и князей, по Рассей вешал я неправых людей». Показательно, что во многих повествованиях о взятии Казани Иван Грозный якобы выступал в союзе с Ермаком, силу царя подкрепляла казацкая вольница. Видимо, такой союз царя и казаков представлял в историческом воображении крестьян «идеальную Русь».

Следовательно, нельзя сказать, что у крестьян не было понятия «России», но их представление о ней ограничивалось окружающей местностью, маленькими городками и деревнями, в которых они жили. Дальше Россия представлялась могучей и святой: ценились в ней военная сила, религиозная стойкость, социальное равенство. Только в последние десятилетия XIX века, в связи с работой в дальних городах и военной службой, у значительной массы крестьян стало развиваться более широкое географическое представление о своей стране.

Конечно, русские крестьяне знали о других этнических группах, так как жили вместе с их представителями или, по крайней мере, по соседству. Русские сознавали, что отличаются от них, но выражали эти различия в основном в религиозных терминах. В этом смысле национальное самосознание отождествлялось с православием. Именно религиозная принадлежность отличала их от других народов империи и объединяла — пусть поверхностно — с собственной элитой. При этом православие крестьян необязательно совпадало с православием знати, многие представители которой не проявляли особого рвения в вопросах веры. Некоторые наблюдатели вообще отказывали крестьянам в праве считаться христианами, обращая внимание только на суеверность и полуязычество. В наше время для характеристики верований европейских крестьян периода средневековья широко применяется термин «двоеверие» (язычество и христианство), и его можно без всякого стеснения использовать по отношению к русским. Вплоть до конца XIX века большинство крестьян не умели ни читать, ни писать — и даже если бы умели, то не могли бы прочитать Библию на современном русском языке — не прошли процесс Реформации, когда власти запретили бы их языческие обряды. То, что крестьяне отождествляли свою веру с христианской, проявлялось во многом: они регулярно посещали церковную службу, причащались, когда это позволялось, соблюдали посты и отмечали таинства рождения, брака и смерти. Большинство крестьян крестились, проходя мимо распятия или при получении плохого известия. Многие время от времени совершали паломничества к святым местам или посещали для исповеди старца. Пословицы и поговорки свидетельствовали, что христианство глубоко проникло в образ мыслей крестьян: о бессовестном и неразборчивом в средствах человеке говорили: «Креста на тебе нет», о честном и скромном: «Живет по-божески».

Однако их христианство было лишь отчасти связано с официальной церковью. В течение XVIII века средства и личный состав приходов попали под все более сильный контроль епархии, и к началу XIX века решения сельских сходов почти не имели никакого влияния в приходских делах, хотя крестьяне по-прежнему продолжали назначать церковного старосту и откладывать деньги на ремонт церкви. Фактически приходы превратились, скорее, в низшую ступень церковной бюрократии, чем в составную часть деревенской жизни. В связи с тем, что крестьяне привыкли принимать активное участие в решениях, касающихся общины, они относились к приходу довольно равнодушно.

Многое, конечно, зависело от характера приходского священника. Набожные, непредубежденные, восприимчивые к нуждам других находили общий язык с прихожанами и смягчали растущее отчуждение крестьян от церкви. Но в целом положение духовенства в деревне было очень трудным: есть множество примеров того, что многие его представители отличались надменностью, равнодушием, скупостью и пьянством. Такое далекое от идеального поведение предопределялось внешними обстоятельствами. Священники были образованными людьми, но схоластическое образование мало готовило к исполнению своих обязанностей на селе. От епархии деревенские священники получали очень маленькое жалованье или вообще ничего не получали, поэтому единственным источником дохода оставались крестьяне, которым приходилось платить за все совершенные таинства. Кроме того, приходским священникам, чтобы сводить концы с концами, приходилось обрабатывать свои земельные участки, так что по образу жизни они одновременно являлись и не являлись крестьянами. У них не было надежд на более высокое назначение, так как в епископаты и на высшие должности церковной администрации назначались исключительно представители «черного» или монастырского духовенства. Духовно крепкие люди выносили все трудности и даже обращали обстоятельства в свою пользу, но далеко не все владели такой жизненной силой.

Стоит ли удивляться, что большая часть религиозной жизни крестьян проходила вне пределов официальной церкви? Многие верования и ритуалы были связаны с домом и огородом. Почти все крестьяне верили в существование духа — хранителя дома, домового, от благожелательности которого во многом зависело преуспевание всего двора. Считалось, если домовой расположен к семье, то помогает докончить недоделанную работу, покормить и почистить домашних животных, а если не в духе, то путает нитки, прячет оборудование и мажет порог навозом. Чтобы ублажить домового, на заборе в качестве подарка развешивали лапти или покупали животных определенной масти. Переезжая в другой дом, глава семьи крестился, а затем с иконой в одной руке и хлебом-солью в другой приглашал домового сопроводить семью.

В бане, стоявшей на некотором удалении от избы, обитал другой дух, банник, который тоже мог быть весьма опасен: если его обижали, банник даже был способен поджечь не только баню, но и сам дом. Из-за страха перед ним люди предпочитали не ходить в баню в одиночку или ночью, а уходя, оставляли мыло, еловые ветви и немного воды, а также благодарили банника устно.

В XIX и начале XX века еще широко практиковалась народная магия и колдовство. Считалось, что некоторые старухи могут «навести порчу» или «сглазить», а последствиями подобных колдовских деяний могли быть болезни, неурожай, бесплодие, семейный раздор или исчезновение у коров молока. Защитой от порчи и сглаза служили крест и молитва, но тем не менее, иногда потенциальной жертве предлагали выпить определенный настой или собрать некоторые виды трав. Особенно уязвимыми для колдовства считались молодые супружеские пары: им давали лук, чеснок, ладан или вышивали на головном уборе невесты крест. Кроме того, как и в случае с преступниками, жители деревни могли изгнать ведьму из села или даже убить ее.

Верования и обряды существовали наряду с официальным православием, смешиваясь с ним, что вовсе не казалось крестьянам противоестественным. Ничего необычного в этом нет — подобный эклектизм можно обнаружить у крестьян большинства европейских стран не только в средние века, но и много позже. В общем, его можно даже считать не столько двоеверием, сколько «народным христианством».