Темное наследие - Александра Бракен

Я быстро протерла полотенцем рулевое колесо и приборную панель, а затем принялась уничтожать отпечатки на дверях и кузове.

– Что именно?

– Делать то, что кажется неправильным, ради верной цели. – Приянка всмотрелась в огни пропускного пункта. – В конце концов, понимаешь, что жить можно только по правилам, которые создаешь для себя сам.

– Ты можешь прикрыться обстоятельствами. Но жить так всегда невозможно, – возразила я. – Люди должны отвечать за свои поступки. Должна быть система. Мы заботимся о ней, а она заботится о нас.

– Возможно, – согласилась она без капли иронии в голосе. – Хотя я не знаю. Но в последнее время вести себя ответственно означает самому набросить себе на шею петлю и надеяться, что люди, которые нас ненавидят, не станут ее затягивать. Если система порочна, как ее исправить, если ты сам заперт внутри нее?

– Но если у этой системы есть потенциал, разве не стоит все же попытаться что-то сделать? Или ты предлагаешь полностью ее разрушить, понадеявшись, что следующая попытка будет лучше? – спросила я. – Я лучше буду работать с тем, что есть, и даже в неидеальной системе попытаюсь создать пространство для себя, чем выйду из игры, вообще отказавшись участвовать.

Роман подошел ближе, глядя на нас обеих с легким беспокойством. Но это была скорее дискуссия, чем ссора. Приянка подтвердила это, приобняв меня за плечи.

– А ты как думаешь? – спросила я парня с искренним любопытством.

Как обычно он тщательно обдумал слова, прежде чем заговорить.

– Иногда разорвать порочный круг – означает разрушить систему, – сказал Роман. – Но разрушая систему, ты всегда разрываешь порочный круг. Разница лишь в степени уверенности.

– Мы, конечно, можем философствовать и дальше, – проговорила Приянка, забирая у него канистру с бензином. – Но давайте-ка попытаемся перейти границу, пока на шоссе не появился какой-нибудь патруль.

Вслед за Романом, который двигался почти бесшумно, мы углубились в лес по правую руку от шоссе. Я ожидала, что мы просто отойдем подальше от дороги, так, чтобы нас нельзя было заметить от зданий КПП. Но мы продолжали пробираться все глубже в лес и шли так долго, что я стерла себе ноги до кровавых мозолей.

Постепенно глаза привыкли к кромешной тьме. Сначала я начала различать очертания деревьев и высокую фигуру Романа, потом смогла даже рассмотреть прожилки на листьях и складки на футболке, прилипшей к мускулистому телу парня.

– Хочешь, Роман покажет фокус? – прошептала Приянка, которая явно заскучала.

Я подняла брови.

– Эй, Ро, который час? – спросила она как можно более непринужденным голосом.

– Нет. Мне не нравится эта игра, – сообщил он.

– Это не игра, – торжественно поклялась она. – Я просто хочу знать. Есть причина.

Роман с подозрением оглянулся на нее, придерживая лямки рюкзака.

– Причина?

– Действительно, по-настоящему важная причина.

Он еще раз оглянулся на нее, а затем поднял взгляд к небу:

– Час тридцать пять.

Как только парень повернулся к ней спиной, Приянка достала телефон-раскладушку и с торжествующим видом показала мне цифры на его экране. 1:36 утра.

Я фыркнула, что заставило Романа еще раз оглянуться.

– Мошку… проглотила, – пояснила я. – Может, мы уже достаточно далеко забрались? Ты ищешь какую-то конкретную секцию ограждения?

Он передвинул повыше рюкзак с припасами, потом отцепил от него болторез.

– Нет. Просто надеюсь найти секцию, где нет заграждения.

– Почему? – спросила я. – У нас есть болторез.

– Потому что, – тихо сказал он, – портить правительственную собственность и переходить границу между зонами без разрешения – это тяжкое преступление.

Ох.

Приянка внезапно принялась изучать что-то чрезвычайно интересное в своем телефоне.

Я скрестила руки на груди, пытаясь придумать ответ. Конечно, он заметил, как я реагирую на такие вещи и как мне становится не по себе. Роман почти ничего не упускал – или вообще ничего. Я много времени провела под прицелом камер, на глазах у тысяч слушателей. Я знала, каково это – когда тебя знают. Но он видел меня насквозь.

– Так вот что тебя волнует? – небрежно проговорила я. – Для той, кого уже обвинили в убийстве, измене и терроризме, нелегально перейти границу легче легкого? Вот, давай я все сделаю сама. – Я протянула руку к болторезу.

Тогда, глядя в камеру беспилотника, я сказала именно то, что думала. Сейчас, когда мои друзья пропали или вынуждены скрываться, а моя репутация уничтожена, мне нечего было терять. У меня еще оставался шанс вернуться в правительство, восстановить справедливость. И вероятно, когда-нибудь в будущем это произойдет,но мы находились в настоящем. И нужно было просто делать то, что я должна, чтобы двигаться дальше.

– Давай, все же я? – предложил Роман. – Я не настолько хорошо себя контролирую, как ты, но могу попробовать. По крайней мере, тогда тебе не придется брать на себя и это тоже.

– Все в порядке, – сказала я ему. – Я хочу это сделать.

Что заставило меня решиться? Возможно, его обеспокоенное выражение лица, то, как он сжимал кулаки, прижимая их к себе, этот жест доброты. Электричество, гудевшее в сетке ограждения. Мое сердце отзывалось на это встревоженными толчками.

Я приподнялась на цыпочки и прижалась губами к щеке Романа. Какое незнакомое ощущение – грубая шершавость его отрастающей щетины. Его кожа была теплой, и я отпрянула не сразу, впитывая запах кожаных сидений машины и зеленых лесов, окружающих нас.

Я вытянула болторез из его руки и сделала шаг назад. Ощущение тепла исчезло, но осталось ошеломительное нежное притяжение. И мне снова стало неловко, как и в первый раз, когда я его ощутила. Парень молча смотрел, как я двинулась в ту сторону, откуда исходил зов электрической решетки.

Стена у контрольно-пропускного пункта была три с половиной метра высотой, здесь – на целый метр меньше. Но электрический заряд, что проносился по ней, не стал менее притягательным для меня или менее опасным для моих друзей. Когда я подошла ближе, он словно сошел с ума, как восторженный пес. Серебряная нить в моем сознании соединилась с ним, оттянув от секции, которая была передо мной.

Мы должны перебраться на другую сторону – вот что было важно сейчас. А еще я наконец-то могла дать волю эмоциям – разозлиться, взбеситься из-за того, что столкнулась с очередной ложью, и теперь этот пропускной пункт, который никто не собирался закрывать, оказался очередным препятствием у меня на пути.

Я подняла болторез и решительно перерезала первую полосу металла.

Закончив, я отпихнула ногой свисающие куски и первой пролезла в дыру. Касаясь одной рукой решетки, я махнула другой остальным. Не отрывая взгляда от моего лица, в отверстие сначала протиснулся Роман, Приянка, явно впечатленная, длинно присвистнула.