Кирин - Наталья Витальевна Мазуркевич

знала, что я не одна. Империя заботилась обо мне, как и о каждом из вас. Как о каждом из нас!

Все мы — это империя. И империя — это все мы. Каждый из нас, независимо от пола, возраста или положения. Мы все причастны к своему будущему и своему прошлому. Все мы строим нашу великую страну. И только нам решать, какой она будет. Только нам решать, выстоим ли мы, сможем ли сохранить свою независимость.

И сейчас, стоя здесь, в Академии вооружений, перед всеми вами, я понимаю, что будущее империи, наше будущее, в надежных руках. Я смотрю на вас сейчас, и я не вижу вчерашних школьников, я вижу оплот, силу нашей великой страны. Силу, которая сможет изменить мир, силу, которая защитит наш мир, силу, которая построит лучшее будущее для своих детей. Вашу силу, вас, тех, без кого империи придет конец.

И я, стоя здесь, перед вами, обещаю, что и я сделаю все, чтобы империя — вы! — могли мной гордиться. Будущее империи в наших руках, так давайте построим его вместе!

Глава 15

Мало кто знал, что в первые часы после рассвета в императорском парке можно встретить не только слуг, спешно приводящих в порядок вверенные их ухаживаниям территории. Редко, но порой кто-то замечал фигуру высокого блондина, уходившего далеко вглубь заповедных территорий. Но уж точно никто никогда бы не узнал в этом уставшем понурившемся человеке великого императора.

А он любил гулять на рассвете и считал, что нет ничего лучше, чем после утомительной ночи прогуляться по настоящему лесу, подышать хвоей или просто пройтись по росе. Мало кто разделял пристрастия правителя, да и редкому знакомцу он бы позволил составить себе компанию. За годы правления Эйвор привык быть один, привык справляться самостоятельно, привык брать ответственность за все.

Лицо император тронула легкая усмешка. Он вспомнил сестру. Только она разделяла его пристрастия, порой сбегая от нянек и встречая рассвет с ним, сидя на крыше или в лесу, расстелив мгновенно промокавшее покрывало на полянке. И вместе с воспоминаниями о сестре, Эйвор мыслями вернулся к племяннице.

Кирин была похожа на мать. Похожа, но отличалась. Слишком прямой была выросшая вне дворцовых стен девочка, прямой, но такой же ранимой. Он это видел, знал, что порой заставляет ее плакать, знал, что делает больно, но понимал, что иначе просто нельзя. К дворцу нужно не привыкать, дворец нужно понять. Понять и прочувствовать, чтобы научиться жить по его правилам. Правилам, которым подвластны все, даже правители.

Ухнула в последний раз, задержавшаяся сова, защебетали птицы, дрозд настойчиво принялся за работу. Мир не останавливал свое вращение ни на мгновение, не останавливалась и жизнь. Быстротечная, даже для бессмертных, короткая, даже для магов. Эйвор многое бы отдал, чтобы остановить время, чтобы перестать куда-то идти, чтобы просто опуститься на колени где-нибудь в лесу и насладиться одиночеством и свободой. Но он не мог, он был несвободен с рождения. Некогда третий наследник престола, ныне великий император. Он знал, что такова была его судьба с рождения — быть принцем и им умереть, или править, но в эти утренние часы он жалел, что не родился свободным, где-нибудь на окраине своей могучей страны, куда еще не пришла обреченность его мира.

Первые дни лета. Еще холодные, с пронизывающим ветром, но уже согревающие сердца зеленью и ароматом трав. Но не страшны порывы тому, кто не чувствует холода, чье тепло давно ушло в прошлое вместе с чувствами. Мало что было способно заставить переживать императора, ко многому он привык, что-то считал частью своего мира, но еще оставались эмоции, от которых он хотел, порой отчаянно мечтал избавиться и не мог отпустить.

Отказаться от памяти, то и дело подкидывающей болезненные воспоминания, он не мог. Отказаться от любви — не осталось бы тогда ничего от благородного третьего принца, умевшего жить не только для себя. Отказаться от сожаления — только оно и оставалось ему, оглядываясь назад и вспоминая прошлое.

И сейчас он сожалел. Эрика могла не умирать, у нее был выход, он предоставил ей выбор, но она выбрала глупость и смерть. Девочки, Эйвору было жаль, что они увидели его таким. Для Кирин он пытался быть лучше, чем есть, ради памяти сестры. Митара… Император усмехнулся. Он понимал, почему брат так с ней возится, почему предпочитает ее общество всем остальным. Искренний ребенок, который чувствует окружающих. Ребенок, который стремится быть подальше от него. Умный ребенок. Не по годам умный.

Но были и другие. Как мотыльки на огонь, они летели к нему, готовы удавить друг друга за малейшую его милость. Клопы Дворца. Никчемные кровососущие твари, желавшие стать ближе к трону, чтобы набить животы. Падальщики, избавиться от которых не смог ни один его предшественник. Свита — глупая формальность, освященная традициями. Эйвор признавал лишь охрану из собственных магов, свита же… он не любил ее присутствия, но иногда приходилось терпеть. И он терпел, как и его предки.

Солнечные лучи пробивались сквозь кроны деревьев, падая на бледное лицо мужчины. Он прикрыл глаза рукой и прищурился, глядя на небо. Он очень давно не выбирался на прогулку, уже успел и забыть, каким ярким бывает солнце, каким ослепительно белым видится оно, каким…

— Простите, это не вы потеряли?

Эйвор медленно обернулся, чтобы с укором или гневом взглянуть на окликнувшую его незнакомку. А девушка невозмутимо стояла у дерева и держала на ладони большой мужской перстень, очищенный от земли, но еще недостаточно чистый, чтобы не понять, где она его нашла.

— Кольцо? — зачем-то переспросил мужчина, удивленный, что его не узнали. В противном случае девушка уже должна была шарахнуться от ужаса, а после изобразить почтение на бледном личике и поклонится. Но ничего не происходило.

— Да, а разве вы видите что-то еще? — Она насмешливо (!) улыбнулась и подошла ближе. — Я случайно нашла, когда гуляла. А здесь, сами видите, больше никого нет, вот я и решила… — и девушка, наконец, смутилась от собственной смелости. Заговорить с незнакомым мужчиной, не представленным и даже не рекомендованным ей ее родными. — Простите, я, наверное, ошиблась. Это ужасно. Пожалуйста, извините.

Незнакомка попыталась убежать, но Эйвор был быстрее. Холодные пальцы сжали девичье запястье.

— Вы делаете мне больно, — тихо, глядя ему прямо в глаза, сказала девушка. — Отпустите меня.

— Кто ты? — император был немногословен, предпочитая изучать ее лицо, нежели слова. Сейчас она поймет, кто перед ней и… все будет как и всегда. Впрочем, любопытство девушка уже разбудила: попасться