Лунный парк - Брет Истон Эллис

Ты поедешь навестить квартирку Эйми Лайт, расположенную в полумиле от колледжа в квартале неуклюжих кирпичных бунгало для аспирантов, скобой ставшем вокруг парковки, поросшей окрест соснами. Ее машины там не будет. Ты покружишь по парковке, но «БМВ» так и не найдешь (потому что машину увезли от мотеля «Орсик» и где-нибудь притопили), и ладошки вспотеют так, что руль будет проскальзывать. Луна станет зеркалом, отражающим все, над чем нависла, и ночной воздух пропитается запахом тлеющих листьев, и слишком быстро миновавший день промелькнет у тебя в голове. Ты припаркуешься на ее пустом месте, выйдешь из «порше», посмотришь на темные окна, и слышно будет только уханье филинов и крики затерянных в холмах Шерман-Оукс койотов, которые вылезают из своих нор и перекликаются, стремясь к ловящим свет водоемам, и где бы ты ни оказался, всегда за тобой будет следовать запах Тихого океана. Ты подойдешь к двери и остановишься, потому что открывать ее ты на самом деле не хочешь, но, подергав ее без толку, ты сдашься и пойдешь к боковому окну и заглянешь в него, (потому что тебе нужно быть много храбрее, чем ты есть) и в свете мерцающего на столе компьютерного экрана увидишь стопку бумаг, пачки «Мальборо», фонарь-молнию рядом с напольным матрацем, индийский коврик и потертое кожаное кресло, сваленные в кучу компакт-диски возле древнего бум-бокса, отпечаток Дианы Арбус[31]в рамочке, чиппендейловский столик (единственная уступка ее воспитанию) и стопки книг, настолько высокие, что их корешки похожи на обои, и пока ты осматриваешь пустую комнату, что-то вдруг как прыгнет на подоконник и рыскнет на тебя, и ты вскрикнешь и отпрянешь, а потом сообразишь, что это всего лишь ее оголодавшая кошка бьет лапой по разделяющему вас стеклу, и ты поспешишь обратно к машине и уже снизу заметишь, что морда ее в запекшейся крови, и она будет колотиться в окно, но ты уже будешь выруливать с парковки, желая отправиться в мотель «Орсик» в Стоунбоуте, но туда сорок минут езды, и тогда ты не успеешь на встречу с Джейн, а ведь у вас сегодня назначен сеанс парной терапии, хотя, конечно, теперь это уже просто отговорка. И тебе снова страшно, потому что еще не время пробуждаться от этого кошмара. И даже если бы ты мог, ты знаешь, что тебя ждет еще много таких.

А Кимболла я хотел спросить вот о чем: был ли у туловища, найденного в душевой кабинке мотеля «Орсик», пирсинг на пупке?

Когда я приехал домой, Джейн уже собирала вещи. Утром в аэропорту Мидленд ее будет ждать самолет студии, который доставит ее в Торонто часам к десяти. Об этом мне напомнила Марта, пока Джейн вычеркивала пункты из списка, распихивая наряды по дорогим чемоданам, разбросанным на кровати в нашей спальне. Все, что ей хотелось сказать, она приберегала для кабинета доктора Фахейда. (Парная терапия всегда напоминала мне, какая на самом деле ужасная вещь – оптимизм.) Я принял душ, оделся, но все равно чувствовал себя изнуренным настолько, что начинал сомневаться, смогу ли высидеть весь сеанс: сама мысль, сколько на это потребуется энергии, приводила меня в трепет. Поскольку итогом жутких этих часов обычно бывали слезы – со стороны Джейн, и беспомощная ярость – с моей, я набрался терпения и не стал говорить о том, как на парковке возле дома Эйми Лайт мне позвонили от Харрисона Форда и предупредили, что «в наших общих интересах» (я обратил внимание на этот новоголливудский грозный заход) будет, если я окажусь в Лос-Анджелесе в пятницу вечером. Монотонным, как у зомби, голосом я ответил, что подтвердить свой приезд смогу только завтра, а сам пялился сквозь лобовое стекло на качающиеся сосны, уходящие высоко в темноту. В общем, и здесь я облажался, при том что готов был использовать любой повод удалиться из этого дома. Более того, это становилось основной задачей.

Дожидаясь ее внизу, я ни разу не зашел в гостиную или кабинет и, когда Джейн вышла и направилась к припаркованному на улице «рейнджроверу», даже не оглянулся на дом, чтобы не видеть, насколько он еще облез. (А вдруг он больше не облезает. Вдруг он знает: я уже понял, чего он от меня хочет.) Обычной пикировки, предшествующей этим сеансам, в машине не случилось, я сосредоточился на молчании, поэтому спор не разгорелся. Джейн ничего не знала о том, что происходит в нашем доме, или о существовании видеозаписи последних минут жизни моего отца, и что дом по адресу Эльсинор-лейн постепенно превращается в дом, который раньше располагался на Вэлли-Виста, на окраине Сан-Фернандо, в местечке Шерман-Оукс, и что сильнейший ветер не позволил мне найти машину, на которой я ездил еще подростком, и что по округу Мидленд бродит душегуб, убивающий людей по моей книжке, и – самое актуальное – что девушка, о которой я мечтал, прошлой ночью исчезла в стоун-боутском мотеле «Орсик». И тут я подумал вот что: если ты что-то написал, а потом так и случилось, можно ли написать о чем-то так, чтоб оно потом исчезло?

Я сосредоточился на асфальтовой ленте шоссе, чтобы не видеть гнущихся от ветра пальм и цитрусовых деревьев, неожиданно выросших вдоль дороги (я воображал, как их стволы пробивают темную, твердую почву, и все только ради меня), а окна были закрыты, чтобы ветер не доносил аромат Тихого океана, и радио было выключено, чтобы какой-нибудь ретро-канал из другого штата не крутил мне «Ракетчика»[32]или «Сегодня спас мне кто-то жизнь». Джейн сидела рядом, отстранившись, скрестив руки, и так часто теребила ремень безопасности, словно напоминая, чтоб я сам пристегнулся. Заметив мою сосредоточенность, она прищелкнула языком.

Чтобы заглушить (хотя бы на вечер) все, что крутилось у меня в голове, требовалась каждая клетка моего организма, но по большому счету я слишком устал и был разболтан, чтобы взбрыкнуть. Пришло время сосредоточиться на дне сегодняшнем. Я сделался внимателен, и от этого нам стало легче друг с другом. Пока мы шли по парковке, она улыбнулась моей шутке. Когда мы подходили к зданию, она взяла меня за руку, и, приближаясь к кабинету доктора Фахейда, я испытал надежду. Мы с Джейн уселись в черные кожаные кресла друг напротив друга, а доктор Фахейда (звездность Джейн, казалось, одновременно и возбуждала, и унижала ее) – на деревянный табурет сбоку, как рефери с желтой карточкой, где она отмечала темы, к которым как бы невзначай возвращала нас по ходу сеанса.

Подразумевалось, что говорить мы должны друг с другом, но, часто забывая об этом в первые же десять минут, мы адресовали наши жалобы психотерапевту, игнорируя запрет на определенные местоимения, и часто я отключался, когда Джейн выступала (всегда вперед меня, ведь у нее было много больше поводов быть недовольной), пока не слышал что-нибудь, что выдергивало меня из забытья.

Сегодня это было:

– Он так и не наладил общение с Робби.

После паузы доктор Фахейда спросила:

– Брет?

Это было попадание в яблочко, резкий поворот в сторону от однообразной тягомотины, обволакивавшей каждый час. Я скоренько принялся формулировать защиту, начав с «это неправда», но был прерван разгневанным окликом Джейн.