Его запретная пара - Наталья Александровна Буланова

Откуда у Жанны могли быть такие ресурсы?

— Ты со злости это все затеяла, да? От отчаяния? Я слышал, во время беременности девушки испытывают настоящую атаку гормонов и смену настроения. Еще не поздно все изменить. Забудем, что было. Это семейное дело, я сделаю так, чтобы оно не распространилось далеко. Подумай о малыше.

Жанна исподлобья посмотрела на отца:

— Я назову ребенка Степаном, если мальчик, и Степанидой, если девочка.

Говоря это, она словно взглядом требовала одобрения, словно не хотела слышать отца.

— Тебе нравится, пап? В твою честь!

Жанна все больше нервничала и смотрела то на часы, то на названого отца.

— Ну, скажи же, пап!

Степан схватил девушку за руку и пристально посмотрел ей в глаза. Спросил требовательно, как в детстве, когда она напроказничала и он просил признаться:

— Жанна, ты что, действительно заложила взрывчатку?

Она слишком нервничала и торопилась, будто… Будто время подходило к концу.

Позеленевшее лицо Жанны сказало все без слов, и Степан ахнул, отпустил ее руку.

Она бы не волновалась, если бы время можно было изменить. Вместо этого она постоянно смотрела на часы, взгляд метался, словно она сомневалась, бежать отсюда или нет.

— На сколько стоит таймер? Жанна! На сколько? — Степан легонько потряс девушку за плечи, и та посмотрела на него как раньше в детстве, когда сделала что-то непоправимое.

Сердце мужчины чуть не разорвалось от ужаса.

— На половину. — Губы Жанны едва шевельнулись, а взгляд снова устремился к табло со временем.

На половину. Через пять минут после взлета. Через двадцать минут с этой секунды. Время, чтобы спасти жизни, еще есть.

Степан больше не думал. Он крепко схватил Жанну за руку и крикнул на весь зал:

— В аэропорту заложена бомба. Она сдетонирует через двадцать минут. У вас есть время, чтобы выйти без паники и остаться в целости и сохранности.

Люди повскакивали с мест, а через несколько секунд в зале ожидания стал твориться настоящий ад. Степан потянул Жанну с собой в самую толпу, но та упиралась.

— Дурочка! Ты же видишь, полиция уже ищет тех, кто сделал заявление. У нас минута-две, не больше, пока они пересмотрят записи с камер и найдут нас.

В дикой толкучке Степана с Жанной оттеснили к стене. Охранники в аэропорту безуспешно старались организовать толпу. Не выходило. Людская река сносила все на своем пути. Люди падали, через них перешагивали, даже наступали на спины, лишь бы спастись. Народ обезумел.

— Не пойду!

— Нас схватят.

— Схватят тут люди. Там — сверхи. Мы должны были улететь! — отчаянно крикнула Жанна.

— Рейс задержали. Мы не могли на это повлиять. Сейчас важно спастись. Пошли, не дури. Не хочешь думать о себе, подумай о ребенке.

— Мы должны были растить его вместе с тобой, пап. Если не получается, лучше закончить здесь и сейчас! Хоть уйдем вместе с тобой.

— И это ты называешь любовью, Жанна? Это одержимость.

— Это дочерняя слепая любовь.

— Нет. Любовь — это когда готов на все, лишь бы другой был счастлив.

— Не ври! Ты столько раз говорил, что любишь меня, но не делал ничего, чтобы я была счастлива.

— Я делил свою любовь поровну!

— Я много раз тебя просила оставить Диану. Ты не стал. Любовь — это не про это. Нет сомнения, что ты любишь свою Ди, но и для нее ты не сделал все, чтобы она была счастлива, — не оставил меня.

— Диана никогда бы такого от меня не потребовала. Она счастлива там, где есть.

— А давай проверим, насколько она тебя любит? Конечно, если она ответит, потому что она должна уже давно превратиться в дикую бешеную кошку. Вот и посмотрим, получилось ли у меня. — Жанна набрала номер сестры, и у Степана живот пошел спазмами.

Откуда у нее номер Ди? Что случилось с его девочкой?

Зал ожидания опустел. К удивлению Степана, сбежали даже стражи порядка. Отдаленный гул голосов доносился откуда-то из выхода и постепенно угасал. Они остались наедине.

Жанна холодным тоном заговорила по телефону:

— Еще отвечаешь? Не мурлыкаешь? Где ты? О, да ты уже в курсе и рядом? Отлично. Видишь, что происходит? Люди бегут. Знаешь почему? Молодец. А теперь, если хочешь обменять жизнь отца на свою, иди сюда одна. Одна, иначе я сразу взорву всех, кого привела с собой! Я дохнуть в одиночестве не собираюсь. Утащу тебя за собой. Вместе пришли в этот мир, вместе и уйдем. Мы в зале ожидания «С» на втором этаже.

— Я не согласен на обмен. Ди, не ходи! Я отсюда не сдвинусь! — крикнул Степан громко, чтобы дочь услышала, а потом начал судорожно и поспешно убеждать Жанну: — Мы с тобой выйдем отсюда, я объясню все главам, и мы уйдем на какую-нибудь виллу жить отшельниками и воспитывать Степана или Степаниду, хорошо?

Жанна нажала на красную кнопку отбоя на дисплее и с увещеванием посмотрела на мужчину:

— Папа, ты давно не рассказывал мне сказок и не знаешь, что я в них не верю. Я знаю эти склоки зверей. Меня не отпустят. Они уже один раз заточили меня в клетку. После сегодняшнего меня просто казнят.

— Ты можешь сбежать и залечь на дно. Я тебе помогу.

— Не смогу. Я лучше заберу Ди с собой.

— Жанна! Ты совсем не думаешь о ребенке внутри себя? О его отце?

— А кто подумает обо мне? Папа, это как в самолете: сначала надо надеть кислородную маску на себя, потом уже на ребенка. Уходи в обмен на Ди, пока отпускаю. Приходи с цветами на мою могилу. Кстати, ты знаешь, какие я люблю?

Жанна вдруг просияла и возбужденно продолжила:

— Если скажешь правильный ответ, я скажу, где бомба.

Она была нестабильна — Степан это почувствовал так же отчетливо, как холод дышащей в затылок смерти.

Он не знал ответа. Дарил всегда то же, что и Ди. Одинаково же. Никогда особо не задумывался.

— Лилии?

Жанна на миг оскалилась.

— Лилии любит Ди, а сверхи их терпеть не могут! От них даже у людей голова болит, не то что у оборотней. — Жанну затрясло. — Вот видишь? Ты знаешь все только о своей любимой Ди, а обо мне ничего.

— Нет, Жанна. Спроси что-нибудь другое. Я просто ответил первое, что пришло в голову. Мне самому лилии нравятся.

Конечно, это была ложь.

— Хорошо. Какая у меня мечта?

Вопрос поставил Степана в тупик.

— Эм-м, знаешь, трудно понять, к чему стремится душа другого. Да и сам себя не всегда поймешь.

— Я тебе говорила много-много раз, чего хочу. Ты просто меня не слышишь.