Три подруги и разбитое зеркало - Анастасия Солнцева

богом, сидя в только-только добытом теле?

Тень скрипнула зубами. Я видела, она колебалась. Пыталась углядеть подвох, но я приложила огромное количество сил, чтобы подкопаться было не к чему, чтобы многие события произошли вроде как спонтанно. Да, часто я полагалась на удачу, на случай, на предсказуемость людей, но именно это должно было стать моим ключом к успеху.

– Договорились, – наконец, в сопровождении жуткого гортанного стрекота прорычала тень.

Я подала Грише знак. Он с облегчением выдохнул, отпустил руки Нисы и, пошатываясь, отступил.

Ниса отерла кровь из разбитой губы, и пошла прочь от воды. Зайдя под навес, она отдала нам приказ:

– Несите тело сюда.

Я повела бровью, указывая Грише на очевидность того факта, что сегодня именно он будет главной тягловой силой.

Вожак волков удрученно качнул головой, явно не обрадованный, что после нелегкой схватки ему придется еще и кого-то носить, но не нам же с музой это делать. Если я еще хотя бы могла попытаться, то Руся загнется при первой же попытке поднять королеву.

Когда маму положили на песок рядом с тенью, та хищно улыбнулась и аж вся затряслась от нетерпения.

Присев на колени, она прикоснулась к маме. К той её части, где должно было биться сердце.

Должно было. Но не билось.

Потому что мою маму у меня забрали.

Прошлое изменить нельзя, только принять. А вот будущее изменить можно.

Глава 32

Когда сгустки черноты полезли изо рта, ушей, носа и глаз банши меня замутило от отвращения. А когда вся эта болотно-слизкая гадость начала пробираться в тело мамы я с трудом смогла остаться стоять.

Тело Нисы забилось в спазмах, глаза закатались, но веки мамы еще не открылись. Тень была в процессе переселения, а это значило, что время пришло.

Нерешительно сделав первый шаг, я отвесила себе самой мысленную пощечину и остальные три промчалась со всей возможной скоростью, налетая на Нису с треугольным камнем на изготовку.

Вложив всю свою силу и всю свою ненависть в удар, я воткнула острие камня прямиком в грудь той, которую десять лет называла лучшей подругой. Прорезав кожу и прорвав мышцы, камень проломил ребра и вонзился во что-то мягкое, что по вибрации, которая стала откликом камня на внутренние сокращения, являлось сердцем.

Кто-то закричал.

Закричал так пронзительно, как лезвием резанув по ушам.

Я непроизвольно сжалась в комок, пытаясь минимизировать ущерб, пытаясь спрятаться от крика, но камень не выпустила и хватку не ослабила. Наоборот, толкнувшись вперед, я вдавила камень еще глубже в тело Нисы, в её сердце…

А оно, несмотря на повреждения, всё еще билось. Но каждый следующий удар был слабее предыдущего. Сердце боролось и своей борьбой напоминало раненного воробья, пытающегося вспорхнуть, но его крылья больше не могли летать. И так до тех пор, пока последний, будто бы прощальный удар не свел тело банши судорогой, после чего она обмякла.

Чернота, протянувшаяся между Нисой и мамой, но так и не успевшая полностью выкарабкаться из банши, завизжала. Она царапалась, дергалась, рвалась изо всех сил, однако словно застряла в том месте, в котором её остановил камень – наполовину в одном теле, наполовину в другом.

Так продолжалось недолго. Силы уходили из меня и это было правильно. Камень выступал проводником, проводником между жизнью и смертью, заставляя выбирать жизнь. Но выбирала сейчас не я, потому что свой выбор сделала давно. И нужно было просто завершить начатое, сделать всё правильно. Спасти не одну душу, а несколько. На самом деле, я хотела спасти стольких, скольких могла.

Заверещав еще громче и выдав практически ультразвук, тень растворилась в воздухе, оставив после себя лишь черный дымок, будто свеча накоптила.

А после исчез и он.

Послышался глубокий шумный вздох. Воздух с протяжным сухим свистом ворвался в легкие, которые много лет не дышали.

Мама распахнула глаза.

Несколько долгих мгновений она лежала, бессмысленно глядя перед собой, будто бы прислушиваясь к миру вокруг и к своим внутренним ощущениям.

– Ну, ни черта себе! – выдал Гриша, разрушив хрупкий момент тишины, повисший тонкой нитью между почти случившейся трагедией и наступившим спасением.

Я со стоном повалилась на тело Нисы, позволив мышцам расслабиться. Мелко-мелко тряслись руки, ноги, внутренности и, кажется, даже мозг.

– Черти не имеют к этому никакого отношения, – мне стало смешно. – А вот я – да.

Кое-как подползла к маме.

И когда она повернула ко мне голову, поприветствовала её с улыбкой:

– Добро пожаловать домой, Ваше Величество.

На красивом лице отразилась растерянность. Столько непонимания было в её взгляде.

Она даже не знала, кто я.

– Что случилось? – сипло спросила королева, двигаясь так, словно не чувствовала собственных рук и ног.

Я помогла ей сесть, поддерживая за плечи, хотя сама с трудом шевелилась.

– Жрица погибла, – ограничилась кратким объяснением, понимая, что длинные монологи она сейчас просто не сможет осознать. – Теперь ты свободна, мама. Я вернула тебя, – горячие слезы заполнили глаза, горло жгло и трудно было дышать. – Я тебя вернула…

Великое зло. И великое добро. Кажется, мне удалось совершить и то, и другое.

Королева подняла светлый, чистый взгляд, оглядела стоящих рядом оборотня и музу, сущность которых разглядела сразу же, а после повернулась ко мне.

– Вы…, – нерешительно начала она голосом, в котором мне слышался перезвон золотых колокольчиков, завывание летящего над барханами жаркого ветра и шелест пробегающего сквозь пальцы шелка. – Вы моя дочь?

***

С замиранием сердца я слушала тоскливую трель флейты, которая неслась над нами, собравшимся в поселении клана банши. Под ногами – утоптанная многими поколениями воинов плотная черная земля, над нами – замкнутое, затянутое размыто-серыми облаками небо, которое будто бы никак не могло определиться, хочет ли оно излиться дождем или нет.

Рядом со мной стояли банши из клана Нисы. Взрослые крепкие мужчины с мозолистыми грубыми руками и обветренными лицами. Под стать им были коротко стриженные женщины, чья готовность в любой момент встать под ружье читалась в уверенных позах с по-военному заложенными за спину руками.

Еще тут были мальчишки и девчонки, с чьих забавных мордашек жизнь пока не успела стереть остатки детства, но они уже ощущали себя членами своего пусть небольшого, но древнего сообщества, как ощущали и всю тяжесть происходящего.

В самых задних рядах стояли те, кто приближался к закату своей жизни – седовласые мужчины и женщины с глубокими морщинами и понимающими глазами. Они составляли лишь малую горстку от всего клана, потому как банши в принципе редко доживали до старости. Но вокруг них будто витала та