Последнее слово девятого калибра - Вячеслав Денисов

Странное зрелище предстало их взору. Опешившие от неожиданности гаишники выскочили из «Форда», на ходу перезаряжая автоматы. А удивляться было чему. Ворота двадцать восьмого дома по улице Часовой были распахнуты настежь, и посреди них, словно пьяный мужик, стоял джип «Шевроле». Обе передние дверцы машины были распахнуты, и два тела – водитель и пассажир, свисали с сидений. В лобовом стекле, словно просверленные буравчиком, зияли два маленьких отверстия. Они находились как раз на уровне подголовников кресел. Кровь, стекая из отверстий меж глаз, пролилась на укатанный снег.

Чуть поодаль от ворот, в десяти метрах, на дороге лежали осколки автомобильного стекла и яркие куски пластмассовых фонарей. Предположить, что здесь произошло, было нетрудно. Антон сразу представил себе такую картину: распахиваются ворота, и из них выезжает автомобиль «Х». Его водитель, завидев реальную опасность, выворачивает руль и уходит вправо от основной дороги, в глубь построек. За ним следует джип, пассажирам которого везет меньше. То есть совсем не везет. Времени на маневр, подобный первому автомобилю, у него уже нет, и он, даже не выехав из ворот, становится мишенью. Как в тире. Два выстрела неизвестного стрелка (или – стрелков), и дело сделано. О профессионализме стрелявшего можно судить по тому, на какое расстояние успела уехать на полном ходу первая машина. На десять метров. Секунда, разделяющая первые два выстрела и последующие. Автомобиль понесло – вот след юза по дороге. Это и помешало стрелку проделать с пассажирами автомобиля «Х» то же, что и с пассажирами «Шевроле». Однако попасть он все-таки успел. Первым выстрелом был разбит фонарь – его осколки ближе к воротам…

На осмысление этой ситуации Антону понадобилось несколько секунд. Столько же потратил Выходцев с милиционерами, чтобы успеть скрыться в дверях дома. У соседних домов стали собираться люди. Судя по их одеждам и стоящим во дворах машинам – не простые люди. Состоятельные, а потому – боящиеся выстрелов и насилия. С ними будет разговаривать легче всего. Бывший следователь прокуратуры Струге знал это очень хорошо.

Однако пора в дом…

Борис рыскал среди замысловатой архитектуры дома в поисках… В поисках кого? Антон этого пока не знал.

– Матерь!! Божья!!! – с какими-то странными паузами раздался на втором этаже крик одного из гаишников.

Все, не сговариваясь, рванулись на этот крик с такой яростью, словно хотели спасти тех, кого спасти уже было невозможно…

В маленькой угловой комнате, смежной залу, лежало два человека. Одного из них Антон видел впервые. С лицом, забрызганным кровью, он сидел у стены, широко расставив ноги. Вывернутые вверх ладони лежали на коленях. Так умирает от выстрела человек, выстрела не ожидавший…

Вглядываясь в лицо второго, Антон почувствовал, как у него сжимается сердце. Он узнал Андрея Недоступа сразу, но смотрел в его лицо с таким вниманием, словно надеялся рассмотреть в его чертах еще не отошедшую жизнь. Он знал его всего несколько дней. То время, пока Выходцев шел по следу Лисса. Струге видел этого оперативника каждый день, общался, делился сигаретами и каждой минутой неудач и успехов поисков. И сейчас этот молодой крепкий парень сидел у стены, привалившись к ней боком. Изуродованная правая рука была откинута в сторону. Разбитое лицо и застывшая, повисшая на губе тонкая нитка крови…

Не нужно было его трепать за плечи и призывать к жизни, что пытался сделать сейчас Выходцев. Недоступ был мертв.

Антон присел перед ним и попытался догадаться о последних мыслях этого человека.

О чем он думал в последние секунды своей жизни?

– Еще никто из их родных не знает… – прошептал один из сержантов.

Выходцев оторвался от плеч Недоступа и сел рядом с ним.

– Это Лисс, Антон. Он убил Андрея и его напарника. Он же убил и тех, кого обнаружили в лесополосе, неподалеку отсюда. Андрей шел на простой поквартирный обход, а пришел в дом того, кого мы ищем. Я слышал, как их убивали, судья. – Выходцев качнул головой в сторону Бортникова.

За окном ревели моторы. Это не успели на помощь Недоступу несколько машин его коллег. Как их было много…

Если бы они приехали на пять минут раньше…

Яростный крик одного из милиционеров остановил судью и следователя почти на пороге дома.

– Он жив!! Один из них жив!!!

КТО?!

Струге и Борис мчались наверх, сбивая дыхание…

Кто?!

Вопрос, приводивший обоих в состояние транса!

КТО из двоих?!

Вбежав в кабинет Лисса первым, Выходцев остановился… Дыша подсвистом прокуренных легких, он тупо смотрел, как несколько гаишников возятся с одним из тел. Струге стоял в коридоре – ему не хватало в проеме двери места, и наблюдал за лицом Выходцева.

Кто? – вот вопрос, который мучил его. Ему было мерзко признаться самому себе в том, что среди двоих убитых парней более всего он желал воскрешения одному. А Выходцев стоял и смотрел внутрь.

– Он будет жить! – пообещал кто-то из глубины комнаты.

– Очень хорошо… – Выходцев отшатнулся назад и остановился напротив огромной вазы в углу коридора. – Значит, одним горем меньше…

Струге не сводил с него глаз.

– Значит, кому-то в этой жизни не придется страдать… – тихо проговорил он и вдруг изо всех сил, разбивая кулак в кровь, врезал по стоящей в углу вазе.

Та рассыпалась на сотни осколков и словно испарилась из бытия. Она только что была – огромная и красивая. Где она теперь и во что превратилась? В тлен, в жалкие осколки, разбросанные по паркету. И ее уже никогда больше не будет на этом свете.

Милиционеры молча смотрели на осевшего на пол следователя прокуратуры из комнаты. Они не могли понять, как такое радостное известие может вызвать столько горя…

Лисс обезумел. Человек со здоровым, не загнанным рассудком не будет с такой легкостью убивать всех, кто может хотя бы на йоту ослабить его позицию. Но понимал ли этот человек, что этими убийствами он исключил для себя вероятность остаться в живых?

Этого момента Ремизов ждал долгих три дня. Причин тому было три. Во-первых, еще чувствовалась боль в руке. А это значит, что в самый ответственный момент она может дрогнуть и подвести. А это не тот случай, где можно пару раз ошибиться, плюнуть и начать все сначала. Во-вторых, он лишь прошлой ночью окончательно решил для себя, что именно нужно делать. И, наконец, в-третьих, подходили к концу деньги, а это означало, что вскоре он будет лишен возможности свободно перемещаться по Москве и делать то, что считает нужным. Человек, встретившийся милицейскому патрулю на Арбате или Тверской в два часа ночи или задержанный в момент облавы на каком-нибудь пятаке, – лучшая находка. Будет очень мило, если при нем еще будет обнаружено оружие.

Наступил момент, когда нужно было срочно решать все наболевшие вопросы в Москве и уезжать в Мрянск. Там он будет вне опасности. Во всяком случае, в опасности меньшей, нежели в столице! В отсутствие Лисса и Беса – а он их уже вычеркнул из списка живых – он очень быстро найдет общий язык с братвой. В Мрянске его побаивались – Комик это знал. Это будет хорошим подспорьем в становлении себя как авторитета, безжалостного и скорого на расправу. Могут, конечно, и самому лоб зеленкой помазать, однако кто не рискует, тот не ходит в лес за дровами.