Команда Бешеного - Виктор Доценко

Новички же, дождавшись, когда стихнут шаги вертухаев, стали насмехаться над «баранами». А потом, словно для того, чтобы утвердить свой авторитет, начали избивать одного из самых безобидных стариков. Никто не встал на его защиту, все прикрылись древней как мир формулировкой: «Моя хата с краю, я ничего не знаю!» Трудно сказать, что подтолкнуло Бондаря: то ли ему помешал шум, то ли вспомнился Афганистан, где убивали безоружных и беззащитных людей, но он неожиданно для всех громко бросил: — Может, хватить над стариком измываться? В его голосе было что-то такое, что парни как по команде отвернулись от бедного старика и взглянули в сторону Бондаря, сидевшего на втором ярусе.

— Это кто там пасть разевает? — зло ощерился тот, что был похилее всех из этой тройки. С первых минут парень давал понять, что является самым «крутым» из них. — Тебе бы рядом с аптекой жить, — спокойно заметил Бондарь и даже зевнул.

— Зачем это? — машинально поинтересовался тот. — Чтобы яд свой было удобнее сдавать! — ответил Бондарь, и этот ответ вызвал хихиканье старожилов камеры, перешедшее в общий смех. Это настолько задело приятелей, что те наперебой начали выкрикивать угрозы в его адрес.

— Это кто там хрюкает! — спросил один. — Ты, псятина, а ну слезай сюда: посмотрим, какой ты смелый! — кричал другой.

— А то я сам поднимусь сейчас к тебе! — с угрозой бросил «хилый».

— Не нужно утруждаться, — усмехнулся Бондарь. В камере мгновенно наступила тишина, и вокруг тройки стало освобождаться пространство, люди стали пятиться по сторонам. Когда стало посвободнее. Бондарь спокойно спрыгнул со второго яруса на кафельный пол и застыл в метре от новичков. Прыжок был сделан настолько профессионально и уверенно, что это несколько озадачило приятелей. И только «хилый», опомнившийся быстрее своих дружков, сплюнул себе под ноги и процедил: — Ты чего тут раскудахтался? Напомню читателю некоторые особенности тюремнолагерной жизни. Дело в том, что именем такой благородной домашней птицей, как петух, в местах не столь отдаленных называют педерастов. И любое упоминание о принадлежности к этому птичьему семейству есть самое грубое оскорбление. Тот, кто пропускал мимо его ушей и не давал отпора, мог действительно подвергнуться притязаниям со стороны окружающих. Как говорится, если не возразил, то, значит, и есть такой!

И безусловно, бросив в лицо Бондарю «раскудахтался», парень знал, что пути назад уже не будет. Он с такой наглой усмешкой уставился на Бондаря, что тот на выдержал: неожиданно выбросил вперед свой кулак, и удар пришелся точно в переносицу наглеца. Удар был настолько силен, что беднягу отбросило на несколько метров в сторону. После падения он кувыркнулся и вмазался прямо в дверь. Это было сделано столь быстро и виртуозно, что его приятели раскрыли рты и несколько секунд, словно в замедленном кино, хватали ртами воздух.

Наконец один из них пришел в себя. — Ах ты, сявка, да я тебя сейчас порву на части! — Он с яростью бросился вперед, но Бондарь вдруг сделал шаг вбок и тут же, вдогонку, ударил его локтем сзади, точно под основание черепа. Коротко ойкнув, тот рухнул на колени, потом ткнулся лицом в железный угол стола, упал и остался лежать неподвижно. Все лицо его было в крови.

Растерянно осмотревшись вокруг, третий парень с явным испугом взглянул на Бондаря и быстро залепетал:

— Ты чо, паря? Мы ж пошутили! Мы ж не хотели! Бля буду, не хотели этого! — В его голосе слышался страх. Казалось, он вот-вот заплачет.

Неизвестно, чем бы все это кончилось, но послышался скрежет замков, и кто-то из стоящих рядом шепнул Бондарю:

— Присядь, земеля, и не вмешивайся! — Бондарь не видел, кто ему шепчет, но голос был дружелюбным. Он послушно присел на нижнюю «шконку» и взглянул в сторону распахнувшейся двери.

— Что здесь происходит? — взвизгнул корпусной дежурный, а капитан спецчасти оглядел всех прищуренным взглядом. Давно сидевшие знали этот взгляд и приготовились к самому худшему: разгону по другим камерам. Такое почти всех не устраивало, особенно «старожилов» — они уже притерлись друг к другу.

Все молча переглядывались, но отвечать никто не спешил.

— А ну, подними его! — приказал капитан, указывая на того, что начал шевелиться у дверей.

Молоденький круглолицый прапорщик быстро наклонился и помог бедолаге подняться на ноги.

— Что произошло? Почему ты на полу валяешься? — спросил его капитан.

— А где мне еще валяться в этом свинарнике? — процедил сквозь зубы хилый, а сам огляделся, чтобы отыскать своего обидчика. В этот момент очнулся и второй пострадавший. Он громко простонал, и капитан быстро подошел к нему.

— А что с тобой, милай? — насмешливо воскликнул он, всплескивая по-бабьи руками. — Только не говори, что о крылечко споткнулся. Вставай, вставай, милай!

Тот, охая, потихоньку поднялся, помогая себе руками. Было заметно, что он — пока с трудом соображает: глаза смотрели совершенно бессмысленно.

— Это, гражданин капитан, от неожиданности, — серьезно заметил тот, что шептал на ухо Бондарю.

— От какой еще неожиданности? — спросил капитан.

— Вы так быстро вбежали в камеру, что он, увидев вас, удивился, свалился с верхней «шконки» и ударился о край стола. — Он говорил это таким серьезным тоном, что капитан не ощущал никакого подвоха.

Другое дело дежурный и прапорщик: они давно знали этого шутника и с трудом сдерживались, чтобы не рассмеяться.

— Я что-то не понял: что же здесь неожиданного? — недоумевал капитан.

— Как что, гражданин капитан? — удивился парень. — Он же о вас каждую ночь думает, а тут вы возьми и появись наяву! Вот вам и неожиданность!

Здесь уж не выдержала вся камера: громкий гогот вырвался из открытых дверей и гулом пронесся по коридорам. Прыснул и корпусной, за ним и прапорщик. Не было смешно только капитану и пострадавшему. Правда, по разным причинам: если второй до сих пор не пришел в себя и почти ничего не понимал, то капитана распирало от злости. Но он прекрасно знал, что если сейчас сорвется и покажет, что шутка его задела, то весьма усложнит себе работу в тюрьме.

— Ну, слава тебе, Господи! А я все думаю, кто это мне спать по ночам мешает? Хоть теперь стало ясно, благодаря вам, молодой человек! Спасибо! — искренне произнес капитан, чем ввел в замешательство даже шутника. — Но всякое благородное дело требует поощрения! — Он сделал паузу и обвел взглядом молчаливо стоящих обитателей камеры. — А потому подследственному… — Он ткнул пальцем в грудь пострадавшего. — Как твоя фамилия?

— Подсевалов, гражданин капитан! — с трудом выговорил тот разбитыми губами.

— Отлично! Подследственный Подсевалов — десять суток карцера! А подследственный… как тебя? — Капитан ткнул пальцем в грудь шутника.

— Корчагин, гражданин капитан, — с улыбкой ответил тот.

— Очень хорошо! Подследственный Корчагин — пять суток карцера!

— За что, гражданин капитан? — удивленно воскликнул тот.