Драйвер заката - Евгений Прошкин

– Другая фоторамка? – предположил Керенский.

– Там был не условный предмет, а рамка совершенно конкретная, которая много лет валялась у меня дома.

– Кто еще ее видел? С кем это связано?

– Это касается только меня. Я уже говорил Игорю Сергеевичу: это личное. Я мог бы просто спросить у Майской, но ее сейчас нет в городе. Если я загружу Индекс от ее персонажа, я сразу всё узнаю. Она их коллекционирует, эти фоторамки. И я на девяносто девять процентов уверен, что моя рамка тоже у нее. Но остается еще один процент, потому что я мог что-то перепутать, в конце концов.

Керенский снова пригладил усики – осторожно, кончиками пальцев – и опустил руку на стол, словно дал отмашку:

– Ищите эту женщину и загружайте. Об итогах доложить.

Пока Виктор с Коноваловым спускались на нижний уровень, куратор успел позвонить и распорядиться. Какие-то специальные люди бросились разыскивать отражение Неломайской в Индексе.

– Мила Майская? – пробрюзжал куратор. – А Васильчикова Тамара Петровна – не угодно? Сорок два года от роду. Любовь ровесников не ищет, да, Витя? Или как там говорится…

– У меня с ней ничего нет.

– Ну конечно. Я ведь молодым никогда не был, родился сразу в шестьдесят. Ладно, не осуждаю. Как на мой вкус, сорок два – это очень даже. Заходи.

В комнате с креслами был аншлаг, ни одного свободного места не оказалось. Куратор снова достал из внутреннего кармана трубку, снова с кем-то соединился и что-то выслушал в ответ.

– В другую операторскую не пойдем, – сообщил он Виктору. – Здесь через минуту освободят. Сессии у всех короткие.

На ближнем кресле заворочался и запыхтел тучный мужик с лицом мелкого чиновника. Пока он слезал на пол, а для него это была целая экспедиция, с красного носа и с мясистого уха на подголовник накапали две лужицы пота. Сигалов представил пахучий промокший обруч, и его передернуло.

– Грузите ко мне, на первый номер, – приказал в коммуникатор Коновалов и пнул Виктора коленом. – Чего ждем?!

На двух дальних креслах очнулись какие-то офицеры, выглядевшие более опрятными, но Сигалов подозревал, что перемена места отнимет лишнее время, поэтому улегся на отвратительно теплое после толстяка ложе с мокрой подушкой. Затем натянул на лоб сырой немуль и, убеждая себе, что в жизни есть вещи пострашней, подал куратору знак.

Туманов был прав. То ли угадал случайно, то ли страх пробудил в нем нечеловеческую интуицию, но его беспокойство за Милу было не напрасным, и Виктор это увидел сразу.

Глазами Майской он осматривал голые кирпичные стены без единого окна. В углу стоял десяток рабочих станций, собранных в автономную систему. Кому могло понадобиться такое нагромождение железа, если проще и дешевле было арендовать ресурсы в общей сети? Производителям нелегального контента, только им.

Сердце заколотилось сильней, Виктор испуганно посмотрел вверх, вниз и снова по сторонам. Несколько неоновых ламп, бетонный пол, старая тахта – на ней он и сидел, вцепившись тонкими пальцами в края юбки. Комната казалась знакомой, хотя Сигалов был здесь впервые. Индекс использовал прием ленивых скриптеров: вместо подробного описания он транслировал только образ, который юзеры сами наполняли деталями из собственной памяти. Это мог быть подвал, а могла быть глухая подсобка на заброшенном заводе – всё что угодно. Мила не видела, куда ее везли, всю дорогу она провела с мешком на голове – значит, скрипту эту информацию взять было негде, и Виктор пребывал в том же неведении, что и персонаж. Здесь не было ни камер, ни микрофонов, но Индекс знал, что происходит в этом помещении, и строил модель действия, которая разворачивалась в поток реальных событий. Для того он и собирал свою базу данных, чтобы уверенно прогнозировать даже то, что находится за пределами известных ему локаций.

В углу открылся бурый от ржавчины люк, почти неразличимый на фоне темной кирпичной стены. Секунду Виктор еще тешил себя надеждой, но за двумя крепкими парнями в подвал зашел Лаврик собственной персоной.

– Время истекло, цыпа, – проникновенно сказал он. – Ты так и не научилась испытывать радость от наших скриптов? Люди креативили, старались, душу вкладывали, а ты к ним так небрежно… Ай-ай.

Лаврик подобрал с пола немуль. Майская надела гаджет лишь на мгновение и больше к нему не прикасалась, – этот ужас и эту боль Виктор сейчас прочувствовал заново. Он понял, насколько женщине было тяжелее увидеть фантазии психопатов и ощутить себя частью карнавального ада.

– Все бесполезны, – заключил Лаврик. – Жаль, но что поделать… Придется искать дальше. Слава богу, вас как грязи развелось. Кого-нибудь обязательно найду. А тебе – пока, цыпа.

Он вяло помахал узкой ладошкой, и Сигалову на шею накинули сзади удавку. Второй громила сгреб его ноги и сел на них верхом, чтобы Мила не брыкалась. Виктор вскрикнул голосом Майской, и воздуха в легких осталось еще меньше. Впрочем, какая разница… Плетеный нейлоновый тросик впился в кожу так глубоко, что подсунуть под него пальцы было невозможно, и тем не менее Сигалов продолжал хвататься за горло, это была естественная реакция. В глазах помутнело, сверху наползала тьма. Предметы, скупо расставленные Индексом в неопознанном помещении, раздваивались и плыли. В пульсирующих шарах на столе угадывались то яблоки, то апельсины, то снова яблоки, но уже не красные, а зеленые. Швы кирпичной кладки постепенно сливались, будто впитывались в стену, а сама стена светлела и теряла красные оттенки – пока не превратилась в бетонную перегородку с потеками раствора на стыках. Большая бутылка питьевой воды то и дело меняла форму, стремясь к приземистому кубу с длинным горлышком, но вновь утрачивала грани и раз за разом проходила один и тот же круг метаморфоз.

Лаврик внимательно наблюдал, как убивают Майскую. Это не доставляло ему удовольствия, но он желал удостовериться, что работа выполняется качественно. Второй помощник по-прежнему держал Сигалову ноги, хотя сил на рывок у того давно не осталось. Сквозь пелену Виктор всматривался в бугая, пытаясь понять, что происходит. Лицо парня неуловимо менялось, словно текло, – как и стена у него за спиной. Черты разных людей поочередно возникали и вновь исчезали, а иногда и наслаивались друг на друга, будто кто-то игрался с фотороботом, – и это позволяло Сигалову надеяться, что шансы на спасение еще есть. Когда у Милы остановилось сердце, она улыбалась.

Сбросив немуль, Виктор хрипло вдохнул. Воздуха было много, его никто не отнимал, но Сигалов, как спасенный утопленник, продолжал делать торопливые шумные вдохи, пока от гипервентиляции не зазвенело в ушах.

– Это не настоящее, это прогноз! – воскликнул он, хватая Коновалова за рукав. – Прогноз, да?

– Не кричи, во-первых, – прошипел тот. – А во-вторых, я не знаю. Какая разница, если рамку ты отдал давно, как утверждаешь.

– Не рамка! Не об этом!.. Просто скажите: настоящее или нет.

Коновалов с неудовольствием оттопырил лацкан пиджака, извлек коммуникатор и с кем-то коротко переговорил.