Воровская трилогия - Заур Зугумов

Что же послужило поводом для начальства производить смотрины в это время года? А дело вот в чем. За месяц до моего приезда в зону с биржи был совершен дерзкий побег. Мотивы, побудившие этого парнишку пуститься в столь рискованный побег, я уже не помню. Но надо отдать ему должное, совершил он его действительно красиво и дерзко. Весной, как известно, на реке начинается ледоход. Со всех сторон солдаты, стоя на берегу и с вышек, автоматными очередями простреливали льдины, стараясь разрубить большие куски. А еще дальше, прямо посреди реки, в конце запретной зоны, стояли несколько огромных ледоломов. Так что до сих пор остается загадкой, как беглец, накрывшись простыней, лежа на льдине, смог преодолеть все эти смертельные препятствия и невредимым очутиться на свободе. А позже стало известно, что все было именно так, да к тому же он прошел по тайге приличное расстояние и вырвался на «Большую землю», а «Большая земля» начиналась сразу за Котласом. Поймали его только через три с лишним года, да и то чисто случайно. Он бы так и числился в вечном побеге, если бы не злая ирония судьбы. Паспорт, по которому жил тот беглец, принадлежал его другу, который умер в зоне за два года до этих событий, то есть до совершения побега его товарищем. Как попал к нему паспорт покойного, неизвестно. Беглец знал, что у покойного никого на свете не было, кроме сестры, и то они потеряли друг друга при бомбежке их эшелона во время войны, родители же погибли на месте. Но с тех пор прошло тридцать с чем-то лет, а сестру он найти не смог, да и где ему было искать, когда он почти все это время сидел. Но сестра не прерывала поисков, и вот ей сообщают, где живет ее брат. Ну а какой была встреча, думаю, нетрудно догадаться. Все это я знаю от человека, который сидел с этим беглецом в Тобольской крытой, уже после всех судебных перипетий.

Что же касается того несчастного, который лежал мертвым у вахты, то он несколько дней назад перемахнул через забор, но почти сразу же был пойман и отдан на растерзание псам, и, как бы в назидание другим, его мертвое тело лежало теперь здесь, у вахты. Несколько дней рассказы о двух побегах, удавшемся и провалившемся, не выходили у меня из головы, а труп этого несчастного постоянно был перед глазами. И возможно, все услышанное и увиденное со временем и стерлось бы из моей памяти, но судьбе, видно, было угодно в очередной раз провести меня по краю пропасти.

Из предыдущих глав читатель, наверное, помнит, что я оставил молодую жену, на которой только что женился, и умчался в Москву по зову Ляли. Так вот, пока я находился в Бутырках, я не мог написать домой, хотя дома знали, что я в тюрьме, Ляля им сообщила по моей просьбе. Подследственным не разрешалось ни писать письма, ни получать их. Лишь после суда, прибыв на Красную Пресню, я написал матери и просил ее, чтобы ответ она не присылала, аргументируя тем, что со дня на день меня могут забрать на этап. И, только прибыв на место назначения, то есть в Княж-погост, я написал матери, не надеясь уже, что жена меня ждет.

И вот я держал в руках два письма, одно от матери, другое – от жены. С присущим для кавказской женщины тактом она даже ни в чем меня не упрекнула, просила лишь об одном, чтобы я не заработал дополнительный срок в лагере (ну это, видно, по наставлению матери). Но самое главное заключалось в том, что со дня на день она готовилась стать матерью. А возможно, подумал я, глядя на штемпель, уже и стала ею. Кровь прилила мне в голову. Я принял решение уйти в побег.

Я где-то читал, что удачные побеги, то есть увенчанные полным успехом, – это те, над которыми долго думали и хорошо готовились к ним. К сожалению, побег, который я предпринял вместе с таким же горемыкой, как и я, удачным назвать было никак нельзя, хоть он и не был спонтанным. Да разве можно вообще неудавшийся побег из глухой, таежной дали России как-то трактовать? Здесь нужно было радоваться хотя тому, что после поимки остался жив. Все же остальное: зубы разъяренных псов, приклады автоматов и отпечатки кованых сапог на теле – это уже детали. То есть при таких обстоятельствах жизнь или смерть – вот два главных критерия, которые может преподнести вам судьба. И коли человек, потерпевший фиаско при побеге, пишет о нем, значит, судьба была к нему милостива, ибо он выжил. Как известно, прежде чем предпринять какое-либо действие или осуществить какое-либо предприятие, что в принципе одно и то же, важно иметь план. Что же касается предприятия, которое я задумал, то есть побег, то оно требовало от меня максимальной концентрации моих умственных и физических возможностей, ибо на карту ставилась жизнь. Ставка, я бы сказал, немалая, если учесть, что некоторые ставят ее на карту один раз, который оказывается последним, ну а некоторые играют этой ставкой как в «русскую рулетку» и до сих пор живы. Что это, везение? Нет, скорее наоборот, это кара Божья за то, что данное Богом нельзя у Него оспаривать. Как я упоминал ранее, у меня был всего лишь один шанс из тысячи, что после поимки я останусь в живых. Но я был молод и жаждал быть свободным, а это, смею заметить, одно из самых сильных желаний человека. Свобода – это лучшее из богатств, быть свободным – священный долг человека.

У одного китайского мудреца спросили: «Кто направил тебя на путь?» – «Пес, – ответил тот. – Однажды я увидел его умирающим от жажды и стоящим у края воды, но всякий раз, когда он смотрел в свое отражение, он отскакивал в испуге, ибо думал, что это другая собака. Наконец жажда стала нестерпимой и заставила его отбросить страх. Он прыгнул в воду. Изображение исчезло, преградой к тому, что он искал, был он сам. Когда я постиг, что препятствие заключается во мне самом, оно исчезло. Но путь мне впервые показал бездомный пес».

Готовый учиться может научиться у кого угодно – так следует понимать слова мудреца. Это зависит не от учителя, а от тебя. Если ты готов, то даже и собака может подсказать путь к Истине. Каждый миг есть руководство.

Если не всегда, то уж во всяком случае очень часто в самых сложных, а порой и в самых критических ситуациях к нам на помощь (или на беду) приходит случай – этот дар Божий, посланный человеку Всевышним. За свою короткую жизнь я уже в какой-то мере смог оценить по достоинству эту премудрость Божью. Вскоре именно случай определил мои дальнейшие планы и действия. Больше того, я абсолютно уверен, что, если бы не человек, с которым судьба свела меня чуть раньше задуманного мною плана, мое предприятие потерпело бы крах еще в самом начале. В лучшем случае тогда я отделался бы шестью месяцами бура и красной полосой в деле, ибо в лагере агентурная, кумовская сеть была отлажена не хуже, чем в некоторых разведках мира, а кое-кто мог бы взять некоторые приемы себе на вооружение. Серьезность высказанных мною соображений заключается в том, что разоблаченный агент лишался жизни почти сразу, причем в страшных муках. Никакому обжалованию приговор не подлежал и был всегда один и тот же – смерть. Так что таким нечистям приходилось быть весьма изобретательными. Люди порой диву давались (это при том, что удивить здесь кого-либо чем-либо было крайне сложно), как могли знать в кумчасти то, что, казалось бы, и самому еще не было ясным и понятным. Но об этих лагерных агентах, а по-нашему просто лагерных суках, и об их мудреных методах у читателя еще будет время узнать на страницах этой книги. Я же пока хочу продолжить свое повествование.