Капелька скандала - Амелия Грей

– Почему вы преследовали меня, если я вам нежеланна? Это была только игра?

– Игра? Нет, – ответил он с предельной откровенностью. Он играл в такие игры в молодые годы, когда преследовал других девушек в парках и в городе, но с Миллисент он поступал так потому, что ему страстно хотелось быть с ней. – Конечно, вы мне желанны. Как можете вы в этом сомневаться?

– Почему же теперь, когда я хочу быть вашей на одну ночь, вы меня не хотите?

– Да нет же, черт побери! – Чандлер прижался к ее губам долгим, крепким, сладостным поцелуем, от которого у обоих захватило дыхание, и обезумел от желания забыть о глупых попытках отговорить ее от того, чего хотят они оба, и взять ее теперь же. – Я хочу вас больше, чем когда-либо, но я не укладываю в свою постель девственниц.

Миллисент, казалось, не слышала его слов. Она целовала его глаза, щеки, губы и шею, дошла до шейного платка, а потом снова принялась подниматься наверх. Снова коснувшись губами его губ, она прошептала:

– Тогда забудьте о постели и возьмите меня здесь, на диване, потому что я боюсь потерять сознание, если вы не поторопитесь ответить на мои поцелуи.

И все разумные мысли разом вылетели у него из головы. Он крепко обхватил ее руками и застонал, уткнувшись в изгиб ее шеи. Провались оно все, что считается правильным!

– Да, да. Как могу я противостоять такому требованию, если мне хотелось сделать вас своей с того самого момента, когда вы повернулись и посмотрели на меня в полутемном коридоре?

Чандлер впился в ее губы с такой неистовой алчностью, что понял – он испугал ее, но хватки своей не ослабил. Их губы и языки бились друг о друга, и оба издавали тихие звуки борьбы.

Он прислонил Миллисент спиной к дивану так, что ее голова легла ему на руку. Она обвила руками его шею, и ее пальцы запутались в его волосах, дразня Чандлера легкими прикосновениями.

Оба были слишком возбуждены, чтобы останавливаться. Их тела прижимались, губы встречались, языки играли, разжигая пылкую страсть, которая уже и без того пылала вовсю.

Чандлер оторвался от ее губ и поцеловал в шею под ухом, а затем туда, где ее грудная клетка вздымалась, с каждым вздохом поднимая ему навстречу ее грудь. Миллисент откинула голову, чтобы он мог свободно целовать там, где ему хочется.

Тогда он спустил с ее плеч пышные рукава платья и обнажил пышные груди, лежащие в чашечках корсета. Он осторожно освободил соски, похожие на розовые бутоны. Чандлер восхищенно смотрел на представшее его взгляду очарование, и хотя он мог бы поклясться на целой стопке Библий, что невозможно стать больше и тверже, он стал. Как мог он подумать о том, чтобы устоять перед ней? Для этого, наверное, нужно быть сумасшедшим.

Он снова посмотрел ей в глаза и прошептал, тяжело и прерывисто дыша:

– Вы красавица, Миллисент.

Она улыбнулась ему чистыми, ясными глазами и, глубоко вздохнув, сказала:

– Благодарю вас.

Нижней частью тела он прижался к ее мягкой женственности, вжимая ее в сиденье дивана. Она отозвалась таким же толчком, и его тело прореагировало пульсирующей сильной болью. Ему хотелось зарыться в нее, раствориться в ней.

Чандлер хотел сказать больше приятных слов, поэтических фраз, но тяжелое дыхание Миллисент, ее блестящие от желания глаза говорили о том, что она не хочет ждать произнесенных шепотом слов, ласковых прикосновений и томительных поцелуев. Она ясно давала Чандлеру понять, что хочет его, и знала, что она делает. Ему оставалось только согласиться.

Чандлер быстро поднял ее платье и нижнюю юбку. Потом спустил к коленям панталоны. Миллисент толчком скинула их с себя обутой в атласную туфельку ногой.

Пока Чандлер расстегивал брюки, Миллисент развязала на нем шейный платок, сняла его с шеи и бросила на пол. Чандлер провел рукой по шелковистой коже ее бедра там, где кончались чулки, и почувствовал, как он дрожит. Это его остановило. Его желание было таким сильным, что заставляло его содрогаться до самой глубины. Сердце билось так сильно, что ему пришлось остановиться на мгновение и попытаться понять, чем же так сильно отличается Миллисент от всех остальных женщин, с которыми он был. Отчего она затрагивает самую его душу?

– Что-то не так? – спросила она.

Он посмотрел в ее доверчивые, страстные глаза и понял, что должен дать ей еще один шанс остановить его.

– Вы в этом уверены, Миллисент? Я могу... полагаю, что могу остановиться, если вы скажете хоть слово... черт побери, Миллисент, скажите, чтобы я этого не делал!

– Нет. Я не хочу, чтобы сегодня вы были джентльменом. Сегодня вы должны быть повесой, которого я знаю и хочу.

И Миллисент подсунула под него руки и рывком притянула его к себе.

– О черт, – в отчаянии пробормотал он и сразу же вошел в нее.

Миллисент тихо застонала, но тут же замолчала. Она прижала руки к его горячей коже, направляя его. И Чандлер отдался необычайной боли немыслимого наслаждения, имя которому было – Миллисент.

«Миллисент».

Он распластал руки на ее талии и присоединился к ее ритму, а она выгнулась ему навстречу. Сквозь ткань своей рубашки Чандлер чувствовал жар ее грудей, которые терлись о его грудь. Он слышал ее тихие восклицания изумления и свой собственный животный стон наслаждения, когда он чудесным образом соскользнул с края реальности в сладкий сон, глубоко зарывшись в нее.

Потом он поднял голову и, тяжело дыша в изгиб ее шеи, прошептал ее имя и поцеловал влажную кожу.

Его сердце разрывалось от такого количества эмоций, что он с трудом перевел дыхание. Он понял, что любит Миллисент Блэр.

«Не нужно, леди, больше не вздыхайте». У вас еще есть время поймать в брачные сети одного из «скандальной троицы» до того, как сезон подойдет к концу.

Лорд Труфитт

Из светской хроники

Миллисент посмотрела Чандлеру в глаза и улыбнулась. Она его любит. Любит безумно. В этом нет никаких сомнений, и у нее нет ни следа сожалений о том, к чему она его склонила. И ей не стоит бояться того, что когда-нибудь кто-то другой вызовет у нее такое же желание, как Чандлер.

Он все еще был в ней. Их тела немного свешивались с дивана. Чандлер опирался локтем одной руки о подлокотник дивана, а другой рукой о его спинку. Миллисент чувствовала его тяжесть, его силу и тепло, и никогда еще она не ощущала такого полного удовлетворения.

Он с любопытством посмотрел на нее и сказал:

– Вы улыбаетесь.

– Это вас удивляет?

– Да. Я не понимаю, почему вы не сердитесь на меня.

Миллисент слегка пошевелилась, чтобы лучше видеть его глаза.

– Почему я должна быть недовольна, если получила то, что хотела?