Священная Римская империя германской нации - Франсис Рапп

В одинаковой мере просвещенный и набожный, император поддерживал регулярные отношения с представителями итальянского гуманизма, например с Петраркой, а также менее известным автором Никколо деи Беккари, который выступал в пользу восстановления империи в самой Италии. Его идеи не имели большого успеха, так как Карл был реалистом, очень ревностно относившимся к правилам веры, с недоверием воспринимал идеи с оттенком авероизма и йоахимизма. Но он был не против поддержать этих соперников Вергилия. Он заимствовал у них также высказывания, которые вставлял в канву некоторых своих актов. Таким образом он напоминал, что только правитель империи мог быть назван Августом, потому что в его обязанности входило нести народам справедливость. В письме к князю Литовскому он именует себя monarcha mundi. Это послание, призывавшее его получателя принять крещение, приравнивало монарха к череде правителей-миссионеров, Константину, Карлу Великому и Оттону Великому. Признанный Церковью, недавний Pfaffenkoenig не забыл, какие задачи несло это звание. Вместе с папой он думал, что освободил христианство от великих походов, послав их навстречу туркам. Эти случайно собранные крестоносцы дошли только до Эльзаса и разграбили его в 1365 г. Тремя годами позже он присоединился к Урбану V в Риме, где этот папа намеревался устроить свою резиденцию. В течение двух месяцев две самые высокие власти христианского мира проявляли совершеннейшее согласие. Этот поворот не переставал поражать современников. Каносса канула в лету!

Император, приказавший выборщикам обучать своих сыновей итальянскому и славянскому языкам, должен был заботиться о том, чтобы империя сохраняла свой наднациональный характер. Связи с Италией были очень редкими, но Карл позаботился об этом; он был коронован в 1354 г. Позже он назначил наместников в этот «сад империи», которым в его глазах являлась Ломбардия. Висконти, который походя был отстранен от власти, должен был вернуть свой викариат. Ощутимым преимуществом было то, что эти титулы предоставлялись или возвращались посредством денег. Королевство Бургундии не пыталось вернуться к независимости, но оно подвергалось посягательствам французской монархии, которая уже давно увеличивала и усиливала вассальные отношения с домами, находившимися на востоке Роны. Карл старался показать, что сложившееся положение ему не безразлично. В 1365 г. в монастыре Св. Трофимия он получил корону Арелатского королевства, как некогда Барбаросса. Он основал два университета в Оранже и Женеве. Без сомнения, он также понимал, что, несмотря на его усилия, ослабление императорской власти продолжилось бы. Значимым решением стал отрыв графства Савойи, контролировавшего важнейшие стратегические пункты, от Бургундии и присоединение его напрямую к империи. Викариат целого королевства был передан сначала будущему Карлу V, а затем будущему Карлу VI. Поскольку владение Дофине делало их в принципе вассалами императора, почему бы им было не стать представителями государства, которое, казалось, все больше стремилось к западу. Франция за Маасом вела себя не менее предприимчиво, чем за Роной. В Лотарингии Карл располагал небольшими средствами воздействия, однако он попытался приостановить там нарушение императорского суверенитета. Опираясь на договор о превращении Бара в ленные земли, он сделал графа Бара князем империи, а правителя Понт-а-Муссона — маркграфом. Неслучайны были и торжественное принятие Золотой буллы в Меце, и тем более выбор человека, ответственного за проведение этой церемонии, — королевского чиновника Шомона, находившегося в изгнании. Тот факт, что дофина Карла, избежавшего участи своего отца и брата, взятых в плен англичанами после поражения при Пуатье, пригласили присутствовать при этой демонстрации императорской власти, также не был лишен смысла. Эти действия имели тем большее значение, что Карл IV был вассалом Христианнейшего короля и выполнил свой долг, сражаясь при Креси. Необходимо было защитить права империи, даже если союзник, тем более родственник, пытался действовать им в ущерб.

На востоке Карл не сделал ничего, чтобы помешать королю Польши Казимиру готовить завоевание Померании, принадлежавшей в то время тевтонским рыцарям, так как император считал, что Пруссия в действительности не является частью империи. Поскольку князь Литовский в 1359 г. оставил без ответа посланное ему Карлом приглашение креститься, Тевтонский орден считал себя в праве вести борьбу с этим язычником и усиливаться за их счет. Император решил в начале своего правления обратиться к Вальдемару Датскому, но когда Ганза доказала свою силу и Штралсундский договор скрепил ее победу в 1370 г., он изменил свое мнение и отправился в Любек, где стал льстить членам городского совета, называя их «господами». Он назначил бургомистра своим наместником и передал ему широкие полномочия для борьбы с разбойниками. По большому счету, Карл никогда не устранялся от участия в делах отдельных областей империи, на которые с аппетитом заглядывались предприимчивые соседи, но его вмешательство всегда было дипломатичным, точно знающим соотношение сил и их распределение на международной арене.

Внутри границ империи всегда существовала опасность, что кто-нибудь воспользуется «правом сильного», которое Золотая булла ограничила, но не отменила. Кроме того, ограничения, которые она зафиксировала, не соблюдались всеми. Итак, Карл, прозванный amator pacis et justitiae, ревнителем мира и справедливости, не имел возможности предаваться этому похвальному пристрастию.

Старался ли он создать систему, подчиняющуюся контролю и наказанию? Маловероятно. Он слишком реально смотрел на вещи, чтобы задумать создать структуру, заранее обреченную на провал. Он довольствовался тем, что поощрял учреждение Landfriedenseinigungen, обществ, выступавших за общественный мир, во главе которых стояли представители короля. Их члены были призваны обуздывать и наказывать нарушителей Landfrieden. Численность этих союзов менялась в зависимости от обстоятельств. Однако их сеть была распространена на больших территориях. Карл очень ценил эти организации, создание которых было обязательным в некоторых регионах. Они ему казались тем полезнее, что в некотором смысле не только боролись против многочисленных Fehde, но и сокращали разрыв между социальными группами, объединяя во имя мира, князей, сеньоров и горожан. Это происходило потому, что он опасался разобщения этих слоев общества и противодействия Золотой булле, запретившей создание союзов в городах или среди рыцарей.

Финансы империи пришли в такой упадок, что Карл даже не пытался их привести в порядок. В то время как Англия выплачивала своему королю сумму, равную 770 000 флоринов, Франция — более двух с половиной миллионов, в распоряжении императора находилось лишь 150 000; некоторые историки считают, что он едва использовал треть этой суммы. Он мог бы собрать огромный капитал — в семьдесят раз превосходивший сумму его годового дохода, если бы захотел вернуть имущество, отданное в залог его предшественниками или им самим, иначе ему бы не удалось покрыть своих обычных расходов. Хронический дефицит денег в казне заставлял его делать то, что противоречило хорошему управлению: он распродал по низким ценам Landvogteien, судебные округи, созданные именно для того, чтобы вернуть земли империи в конце XIII века, так как он не мог иначе оплатить услуги, которые ему оказывали князья; таким же образом он лишился налогов, выплачиваемых городами. Так, Любек выплатил 12 000 флоринов, которые империя была должна маркграфу Бранденбургскому, затем выборщику Саксонии и даже королю Дании. Карл был виновен в преступлении против евреев, выплачивавших ему крупные суммы, и это преступление было также крупной ошибкой: он не стал препятствовать погромам 1349 г., чувствуя их неизбежность. Конечно, он наложил взыскания на города, подданные которых были убиты, но городские общины при этом значительно ослабли и были не в состоянии выплачивать такие же значительные суммы, как прежде. Карл вновь пожертвовал будущим ради настоящего. Подобное обращение с ресурсами империи приводило лишь к их постоянному истощению, и финансовое положение правителя непрерывно ухудшалось.