Стратагемы заговорщика - Тимофей Щербинин

гарпунами и кольями, — покачал головой факельщик. — Против огнеплюев. Нас перестреляют как куропаток ещё до того, как мы увидим внешнюю стену!

Холом мрачно усмехнулся.

— Кто сказал, что мы доставим им такое удовольствие? Под скалами с юго-западной стороны острова есть грот. Он открывается во время полуночного отлива. Из него тайный ход ведёт прямо в пещеру под маяком. Оттуда мы легко попадём в Цитадель, и внутри огнеплюи нашим врагам будут только мешать. Мохнатые, конечно, сильны и в ближнем бою, но в четырёх стенах они всегда нервничают. Если мы появимся из-под земли, они запаникуют.

— Или нет, — вздохнул Дорж.

— Слушай, стражник! — вдруг резко произнёс шкипер. — Либо мы сегодня до рассвета перебьём этих пиратов, либо к закату их друзья загонят нас в пещеры и потравят дымом как крыс! Ты-то, может, надеешься улизнуть с начальством в Бириистэн, да только я не собираюсь бросать тут жену и детей, и они, — он показал на матросов, — не собираются. Так что мы пойдём с господином свеченосцем, а кто хочет — пусть плывёт наразмашку!

— Ты лично — не пойдёшь! — отрезал брат Ринчен. — Я приказываю тебе, мирянин Галан, выбрать из женщин и стариков тех, кто сможет управиться с лодкой. Вы немедленно отправитесь в Бириистэн с моим оберегом и расскажете всё мастеру-факельщику Дэндэву. Если мы возьмём крепость, то постараемся удержать её до его прибытия. Если же погибнем, он будет предупреждён. Если встретите другие лодки, первая пусть следует за вами, остальные — к нам на помощь.

Пожилой шкипер неохотно кивнул.

— Повинуюсь, — проскрипел он. — Да поможет вам Дракон.

* * *

Сквозь узкие зарешеченные окошки в каюту "Правильного усердия" залетали порывы солёного морского ветра, выгоняя из неё дым догоревших свечей и кислый запах пальмового уксуса, которым были пропитаны повязки Айсин Тукуура. Глядя на его осунувшееся лицо, освещённое призрачным светом странного шара, Илана, казалось, снова видела перед собой старого Алдара. Тревоги и испытания мало оставили от жизнерадостного молодого чиновника, с затаённой гордостью спешившего исполнить поручения её отца. Подобно безжалостным волнам, срывающим с мелкого острова почву и зелень чтобы оставить скальную основу, они смыли прочь застенчивую вежливость, в дни детской дружбы казавшуюся ей милой, а после возвращения из Бириистэна — удушающе приторной. Во взгляде знатока церемоний больше не было щенячьей надежды и преданности, злой крапивой обжигавших сердце подпольщицы. Новый Тукуур глядел на мир почти так же устало, мрачно и подозрительно, как Скальный Лис, хмурившийся с его нагрудной пластины. Но, в отличие от Тукуура прежнего, этот грязный и измотанный человек больше не казался одним из живых звеньев тяжёлой цепи, которой учение Смотрящего-в-ночь опутывало тело многострадального народа, не давая тому смотреть в будущее. Теперь Илана, пожалуй, даже была рада видеть старого знакомого. Или была бы рада, если бы его рассказ, полный невероятных подробностей и подозрительных умолчаний, не наполнял душу девушки отвратительной горечью.

Илана помнила холодное разочарование в глазах отца, когда он узнал, что его первенец — обычная девочка без колдовских способностей. Помнила семейные ссоры, в которых неизменно становилась на сторону матери. Порой ей даже казалось, что она ненавидит Бугу и способна желать ему смерти. Ровно до тех пор, пока не увидела его на полу, беспомощного, с истерзанным лицом и раной в груди. С этого момента Илана не раз задавала себе вопрос: смогла бы она на самом деле поднять руку на собственного отца, если бы миссия, возложенная на неё "друзьями Разума" этого потребовала? И с каждым разом всё очевиднее казался отрицательный ответ.

Отец же, как оказалось, не колебался. За считанные дни он вместе со старым пауком Улан Баиром придумал как одним ходом устранить всех, кто мог помешать его восстанию. Он не пожалел даже собственной жизни — что уж говорить о жизни нелюбимой дочери? Положив в тайник, о котором было известно только двоим, сосуд с ядовитой мазью, он вывел Илану из игры, сделав её приманкой для столичного прорицателя. Рассчитывал ли отец, что она сможет убежать? Возможно, да, но сейчас девушке казалось, что ему это было безразлично. Темир Буга принёс её в жертву Безликому так же, как до этого пожертвовал её матерью ради рождения младшей сестры. И хотя казалось, что смерть Аси больно ранила отца, эта же смерть развязала ему руки, ведь их мать никогда не позволила бы, чтобы от тихой и ласковой Айяны…

— …осталось только это, — устало завершил Тукуур.

Илана с затаённой болью посмотрела на светящийся камень. В руках воспитателей, подобранных отцом, её сестра превратилась в фанатичного бойца, способного проникнуть в цитадель безжалостного врага, но с какой целью? Чтобы навсегда остаться в каменном склепе, подарив жизненную силу очередному болотному огню? Этого ли хотел отец, или предательство Улан Баира разрушило его план?

— Значит, из десяти тысяч вещей именно эта будет напоминать мне о сестре, — горько сказала она. — Что же, не так часто нам дано выбирать.

Дочь плавильщика встала и требовательно протянула руку за шаром. Знаток церемоний нахмурился.

— Эта вещь может быть опасной, билгэ Илана, — неуверенно произнёс он.

— Тем более! — строго ответила девушка и выхватила камень из рук шамана.

Шар слегка потускнел. Тукуур недовольно сжал губы, но промолчал, опустив голову.

— Мы благодарим Вас за рассказ, билгор Тукуур, — уже мягче сказала она. — Ваши сведения очень ценны, и мне совестно, что в награду мы пока можем предложить лишь скромную еду и место на палубе.

— Дающий вовремя даёт дважды, — с легким поклоном ответил знаток церемоний.

Бросив ещё один тревожный взгляд на светящийся камень, шаман вышел из каюты вслед за мохнатым помощником капитана.

"Ты веришь ему?" — жестами спросил Высокий Пятый.

Илана покачала головой.

— Он недоговаривает, — сухо сказала она. — Но мы видели сожжённый корабль и тела ваших людей на острове. Кто-то выдал их стражам. Кто-то рассказал мастерам Цитадели о том, когда и на каком корабле приплывёт Айяна. Это вполне мог быть Улан Баир. Отец доверял ему, не замечая, что Орден Стражей держит у горла гранильщика острый нож — связанного незримыми веригами сына. Мы не можем позволить себе такой слепоты. Вполне может быть, что Айсин Тукуур, выдав Баира, лишь отводит наши глаза от других шпионов, в том числе — от себя.

"Его отец спас тебе жизнь", — напомнил вольноотпущенник.

Подпольщица устало вздохнула.

— Как человек, я благодарна за это, и хотела бы вернуть долг. Но посвятив себя борьбе, я обязана учитывать и такую возможность: он спас меня, чтобы я попала к вам и помогла потом его сыну внедриться в ваши ряды.

"Слишком