Московские каникулы - Андрей Ирмович Кузнецов

сможем филонить под этот выезд? Сегодня уроков не задали, в понедельник можно изобразить легкую простуду…

В и к т о р. Слушай, ты для кого, собственно, учишься?

С т а с и к (простодушно). А я разве учусь?

В и к т о р. Не помешало бы для разнообразия. До экзаменов — меньше девяти месяцев.

С т а с и к. Но больше восьми! Бесконечность!

В и к т о р. Именно. Порядка двадцати трех миллионов секунд.

Входит  Р и т а, с аэрофлотовской папкой в руках. Она в красивом платье, которое только с большой натяжкой можно принять за форменное.

С т а с и к. Маргарита, поздравляю. Мы с тобой — миллионеры.

Р и т а. Откуда бы?

С т а с и к. Имеем двадцать три миллиона. Секунд! До выпускных экзаменов.

В и к т о р. Уже на десять секунд меньше.

С т а с и к. Да ты что, совсем у нас тюкнулся? Мгновения высчитываешь? Тик-так, тик-так, наш Витюнчик не дурак… Ведь под такой метроном жить невозможно!

В и к т о р. Возможно. Больше того — необходимо. Чтоб ни одна секунда зря не пропала.

Р и т а. Ты решил не ехать в Бородино?

В и к т о р. Поеду. Не быть же белой вороной.

Р и т а. Если хочешь, я тоже могу…

В и к т о р. Нет уж. Стасик, да и вы все с таким детским ликованием встретили идею Нины Сергеевны, что лишать вас вожделенного безделья было бы просто жестоко.

Р и т а. Ну, на полное безделье рассчитывать не приходится, Нина Сергеевна наверняка что-нибудь придумает этакое.

С т а с и к. Идя навстречу порочным склонностям своего любимчика Межова, она заставит нас измерять, сколько шагов отделяло в день битвы Багратиона от Наполеона. Или еще что-нибудь столь же необходимое. Одеяла брать будем?

Р и т а. Нина Сергеевна велела и спальные мешки тащить, у кого есть.

С т а с и к. Да, братцы, я сегодня нашу Нинон с поклонником засек! С майором!

Р и т а. Стас, не городи пошлостей. У Нины Сергеевны…

С т а с и к. Знаю-знаю, образцово-показательный муж-геолог. Риточка, но ведь ее Николай Петрович — кто? Рядовой труженик. А майор — Вооруженные Силы! Ракетчик или, может, вовсе космонавт!

В и к т о р. Мелко, Проталин. За ту двойку, что Нинон тебе вкатила, мог бы ей и полковника приконтачить.

С т а с и к (вздохнув). Глуп, кто тратит на вас правдивую информацию… Пошли собираться.

В и к т о р. Вы идите, а я должен Воробьевой внушение сделать.

Р и т а. Тебя обидела ее заметка?

В и к т о р. Дело не в моих эмоциях. Просто нашего нового редактора не туда заносит.

С т а с и к. То ли было, когда я в редакторах числился! Под Новый год номерок с картинками да под Первое мая. И никаких тебе личных выпадов. Переизбрали — пеняйте на себя. (Увидев кого-то.) Вон он скачет, наш грозный Воробей… Гляди-ка! Нас заметила — повернула…

В и к т о р. Стасик, будь парнем — приведи ее.

С т а с и к. Для потехи — можно. (Убегает.)

Р и т а. А вообще тебе нравится Воробьева?

В и к т о р. Козырева, мне нравишься ты. Давно и бесповоротно. Если я это недостаточно часто и четко выражаю — напоминай. Уговор дороже денег.

Р и т а. Слушай, тебе еще не надоела… наша игра?

В и к т о р (с удивлением). С чего это тебя на такие вопросики потянуло?

Р и т а. Так просто. Ведь тебе все-таки приходится тратить на меня свои драгоценные секунды. Иногда.

В и к т о р. Не беспокойся, все подсчитано. В том, что мы с тобой парочку изображаем, плюсов куда больше, чем минусов.

Р и т а. Каких же?

В и к т о р. Ну хотя бы таких, что к тебе доморощенные хиппи с чувствами не пристают. И меня на уроках никто записочками не донимает. Мало тебе?

Р и т а. Достаточно.

В и к т о р. То-то же.

Возвращается  С т а с и к, ведя за руку  Г а л ю. Она в форменном платье, с большим портфелем в руках.

С т а с и к. Где обедал Воробей? В зоопарке у зверей. (Виктору.) Товарищ первый ученик! Редактор классной газеты Пташкина, осмелившаяся критиковать Ваше Беспятиминутмедальство, доставлена на суд и расправу!

Г а л я. Пусти руку. Больно.

С т а с и к. Виноват. В приговоре зачтется.

Г а л я (Виктору). Это ты сорвал «боевой листок»?

В и к т о р. Угадала.

Г а л я. Кто тебе дал право?

С т а с и к. Курочкина, плохо знаешь Горького. Права не дают, права берут.

Г а л я. Если вы меня выбрали редактором, значит — доверили…

С т а с и к. Это не доверие, а наказание. За то, что отбояриться не сумела.

Г а л я (Виктору). Отдай газету! Не согласен с критикой — можешь ответить, я помещу.

В и к т о р (достав из портфеля «боевой листок»). Это ты называешь критикой?! (Читает.) «Межов — плохой товарищ. Он хоть и даст списать трудную задачу, но никогда не объяснит, почему у него получился такой ответ. «Сама шевели извилинами», — только и можешь от него услышать. Уверенность в том, что он всех умней, образованней и талантливей, сквозит в каждом его движении, в каждом слове…»

Г а л я. А что, разве неправда?

В и к т о р (читает). «Но Межов груб и высокомерен не только со своими товарищами. Он так же грубо, неуважительно обращается со своей матерью…» Была у нас дома один раз — и уже считаешь себя вправе влезать в мою семейную жизнь?

Г а л я (озадачена). А как же мы без критики свои недостатки исправлять будем?

С т а с и к. А зачем их исправлять? Ты же видишь, чистить пятна на солнце — не самое безопасное занятие. И потом, давно известно, что наши недостатки — это продолжение наших достоинств. Устранишь недостаток, а там, глядишь, и достоинство тю-тю…

Г а л я. Какое же это достоинство — грубить матери?

С т а с и к. Может, он на ней свою железную волю тренирует?

В и к т о р. Хватит обо мне. (Отдает Гале газету.) Найди себе другой объект для воспитательных упражнений.

С т а с и к (Гале). Слушай, Кукушкина, почему ты себя ни разу в газете не пропесочила?

Г а л я. Себя? Никто ж не поверит, что я честно… А я…

С т а с и к. Что — ты?

Г а л я. Не твое дело.

С т а с и к. А кляузы строчить — твое?

Галя молчит.

Ты у нас в школе уже сколько просвещаешься?

Г а л я. Не знаешь, что ли?

С т а с и к. И с января не усекла главного? Тогда могу популярно разъяснить. У нас не любят, кто перед учителями выслуживается. Да учителя и сами таких не обожают. Думаешь, Нинон тебе за этот пашквиль пятерку отвалит?

Р и т а (Гале). Нина Сергеевна сама знает, кто из нас кто. Во всяком случае, лучше, чем ты.

Г а л я. Вы правда думаете, я газету для нее писала?

С т а с и к. А для кого?

Г а л я (на Виктора). Для него.

С т а с и к. Даю поправку! Ты не карьеристка, ты идеалистка! Что еще опасней! Дожила до преклонных лет — и веришь в силу печатного слова?

Г а л я. А в людей еще можно верить?

Р и т а. Чего ж ты Стаса не критикуешь? Он вроде в этом больше нуждается.

Г а л я. Я сказала — в людей. А он… клоун.

С т а с и к. Ну ты, Пигалицына! По шее схлопотать хочешь?

Г а л я (с торжеством). Ага, и ты — за критику? Только — кулаками?

Входит  Н е м ч и н о в а.

Н е м ч и н о в а. Вы еще здесь?

В и к т о р. А где нам быть?

Н е м ч и н о в а. Рюкзаки укладывать. Галина, ты с отцом говорила?

Г а л я. Утром. Был он у вас?

Н е м ч и н о в а. Да, недавно. (Ко всем.) Галин отец, майор Воробьев, по долгу службы сегодня