Хромой из Варшавы. Книги 1-15 - Жюльетта Бенцони

строительных работ и еще какой-то неясный гул – голос города, который никогда не спит.

Задержавшись на палубе, Морозини увидел, как Видаль Пеликорн спустился одним из первых вместе со своей спутницей, вокруг которой поднялась такая суматоха, словно она была звездой Голливуда, и как вслед за ней он сел в громадный черный лимузин с шофером в белой ливрее. Он спросил себя, собирается ли прекрасная Алиса отвезти его в какой-нибудь отель или же удостоить своим гостеприимством? И он понял, что размышлял вслух, когда Полина ответила ему:

– У Асторов более двух тысяч домов в штате Нью-Йорк. Можете быть уверены, она поселит его если не у себя, поскольку с учетом бракоразводного процесса это вопрос деликатный, то где-нибудь под рукой. Об отеле и речи быть не может, ведь там он мог бы столкнуться с вами!

– Хотелось бы мне знать, что я ей сделал? Она смотрит на меня так, словно я ее заклятый враг!

– Вы ее соперник, и она ненавидит вас тем сильнее, что в другое время и при других обстоятельствах она бы из кожи вон вылезла, чтобы соблазнить вас и приковать к своей колеснице. Если вы позволите мне дать вам совет, забудьте на время о своей дружбе. Либо я плохо знаю Алису, либо она бросит его, лишь когда вытянет все соки. Вот тогда вы сможете подобрать то, что останется от вашего египтолога.

– Я не собираюсь торчать здесь вечно, – жестко сказал Альдо.

– Она тоже, не сомневайтесь. Это слишком далеко от ее драгоценного Египта и обожаемой Европы. Как только сезон в Ньюпорте закончится, ручаюсь, она повезет своего песика в Париж, если только уже не сняла с него ошейник и не отправила подвывать куда-нибудь подальше!

Прозвучало это не слишком утешительно, но Альдо решил последовать совету и как можно скорее изгнать Адальбера из своих мыслей. Это было нелегко, однако ему следовало сохранять – помимо ясности мыслей! – свободу передвижения, ибо он находился на той же территории, что Алоизий Чезаре Риччи и (возможно!) драгоценности Венецианской колдуньи. Через несколько минут он уже катил в желтом такси в отель «Плаза» вместе с Жилем Вобреном, тогда как большой серый «Крайслер» – менее внушительный, чем черный лимузин! – с подобающим шофером увозил домой баронессу фон Этценберг. За машиной следовал багажный фургон, так как Полина, которую сопровождала еще и горничная, имела в своем распоряжении пусть не тридцать, но все же двенадцать чемоданов. Весьма нетипичный кортеж для скульптора. Ее мастерская, разумеется, сильно отличалась от мансард нищих художников на Монпарнасе или даже на Монмартре.

Глава VII

ТРИ ШАГА В НЬЮ-ЙОРКЕ

Воздвигнутый в тысяча девятьсот седьмом году на углу Пятой авеню и 59-й улицы, отель «Плаза» считался одним из шедевров стиля французского неоренессанса, причем шедевр этот насчитывал девятнадцать этажей и восемьсот номеров. Пройдя сквозь вращающуюся дверь, посетитель попадал в атмосферу нереального безмолвия, чрезвычайно успокоительного после царящего на улицах гама. Франко-итальянский интерьер с коврами из Обюссона, люстрами Баккара, мебелью и канделябрами эпохи Людовика XVI в сочетании с каррарским мрамором, равеннской мозаикой, позолоченными дубовыми панелями, белыми кариатидами до потолка создавали у европейских гостей приятное впечатление, что они не только оказались у себя дома, но и внушили туземцам мысль о прочности своих исторических корней, а также понятие о роскоши старого континента. Еще большее очарование придавал отелю находившийся перед ним большой многоуровневый фонтан, названный именем Пулитцера, и расположенный неподалеку Централ-Парк с его роскошной растительностью.

Альдо поселился в номере на шестом этаже, где его встретила репродукция – но все же чуть уменьшенная! – «Весны» Боттичелли. Пока лакей распаковывал багаж и развешивал одежду на плечиках в шкафу, он решил принять ванну, что оказалось куда приятнее, чем на борту парохода. Здесь можно было понежиться в душистой пене, и он воспользовался этим, чтобы привести в порядок свои мысли. Выкурив сигарету и высушив волосы, он оделся, отправил портье каблограмму, что все в порядке, попросил служителя послать три дюжины роз баронессе фон Этценберг, у которой должен был ужинать, затем спустился в бар, где печальный Жиль уже сидел за столиком, на котором стояла бутылка лимонада. Несчастный антиквар даже не притронулся к ней, и при виде его расстроенной физиономии в глазах Морозини зажглись веселые огоньки.

– Похоже, ты приспособился к местному режиму воздержания! – сказал он.

– Не вижу повода для шуток! Ты тоже с этим столкнешься. Пока плывешь на корабле, и представить себе не можешь, насколько тягостен их сухой закон. Что ты возьмешь?

– А что предлагают?

– Молоко, чай, лимонад, кофе или какой-нибудь сок?

– Нет, спасибо. Пойдем лучше обедать.

– Если ты воображаешь, что это будет веселее, то заблуждаешься! Европейская кухня, пожалуйста, но, увы, нет и намека на вино, без которого она немыслима. Как же это странно!

– Но ведь ты – знал, что тебя ждет? Ты же не в первый раз в Америке, с тех пор как она завязала с выпивкой.

– Именно что в первый! Я действую, как ты. Меня отнюдь не привлекают трансатлантические путешествия, и если бы не этот версальский стул, который я надеюсь вернуть...

– Ты бы остался дома, поближе к наслаждениям «Ритца», и никогда не познакомился бы с баронессой!

– Это правда! К несчастью, она хочет обосноваться здесь навсегда!

– Ну, тебе достаточно переселиться к ней. Я готов поспорить на что угодно, что сегодня вечером тебе не придется пить воду.

– Ты думаешь?

– Готов поклясться! Женщина, которая имеет при себе на случай «упадка сил» фляжку с таким сногсшибательным напитком, каким она меня угостила, никогда не удовлетворится одной лишь водой. У нее наверняка есть свой погребок.

Воскрешенный этой надеждой, Вобрен последовал за Альдо в «Оук-Рум», ресторан отеля, полностью обшитый темными дубовыми панелями, что делало его довольно мрачным, несмотря на вазы с цветами, мягкое освещение и сверкающие приборы из хрусталя и серебра. Окон здесь не было, только большие овальные фрамуги у самого потолка.

Величественный метрдотель принял у них заказ – моллюски под соусом из взбитых сливок, цыпленок на гриле – и без тени улыбки предложил запить все это бутылкой лимонада из канадского ранета. Поскольку он был француз, Вобрен, почти задохнувшись от негодования, спросил его:

– И вам не совестно?

– Абсолютно нет, мсье, и я полагаю, что наш «канада драй» вам понравится. Это довольно приятный напиток!

– Ну, раз вы говорите! Попробовать всегда можно.

Они попробовали, и олимпийская физиономия парижского антиквара вновь расцвела улыбкой: в банальной бутылке из-под шипучего напитка скрывалось вполне