На златом крыльце сидели… - Тамара Крюкова

– Знаешь, если бы это был прежний Борька, я бы так и сделал. Но деньги людей меняют. Скажи, мог бы он раньше нанять бандюг? Нет, он действовал словом, а сейчас у него другие методы. Он не машину мою уничтожил – он меня в блин раскатал. И ты думаешь, он раскаивается? Хрена лысого. Видел бы ты, как он радовался, что меня уделал. Твоей просьбой он подотрется. Скажи спасибо, если с лестницы не спустит. Так что диалога не получится.

– Давай попробуем.

– Пробовал я! Не знаю, что там Инга про меня нашуршала, но, если у него будет возможность меня утопить, он в водичку еще серной кислоты добавит. Валерка, я в таком дерьме, что ты даже не представляешь. Мне позарез нужны деньги. Вопрос жизни и смерти. Если ты не поможешь, мне каюк.

– Может, деньги у Гриши занять? – предложил Валерка.

– В смысле у его бати клянчить? Это ничего не решит. Гришане лучше об этом вообще не говорить. И ты забудь. В конце концов, все мы когда-нибудь окажемся на кладбище, кто-то раньше, кто-то позже. Конечно, спешить не хочется, но уж так карты легли.

– Слушай, неужели все настолько серьезно?

– А ты думал, я тебя прошу мараться из-за пустяка? Борька без своей монеты не помрет. Взяли бы по-тихому а потом так же тихо вернули, но нет так нет.

Решение давалось Валерке нелегко, уж больно изъятие пятака походило на воровство. Но если Алик в беде, выбора не оставалось.

– Хорошо. Я постараюсь, – нехотя кивнул Валерка.

Алик хлопнул его по плечу:

– Спасибо, друг. Я знал, что ты единственный, на кого можно положиться.

Борис подошел к бару и плеснул в бокал коньяку.

«Совсем немного. Буквально два глотка», – сказал он себе, как бы извиняясь. Вообще-то, он не пил до обеда. Инга этого не одобрила бы, но в последнее время она много чего не одобряла. Их отношения вступили в полосу кризиса.

Сегодня нужно было выпить, чтобы убрать муторный осадок от приснившегося кошмара. Обычно реальность бытия стирает сны из памяти, но этот прилип, точно жвачка к волосам, и был четким, словно все происходило наяву.

Ему снилось, будто они с Ингой идут по пустынному городу. Вокруг ни души. Все словно вымерло. Вдруг Инга прибавляет шагу, оборачивается и со смехом манит его за собой. Он пытается догнать ее, но тщетно. Борис почти бежит, но она неизменно оказывается на несколько шагов впереди. Наконец он делает рывок и, распахнув объятия, ловит ее, но руки проходят сквозь пустоту, словно он пытается поймать призрака. Инга стоит буквально в метре, жестами подзывает и дразнит его: близкая и недостижимая. Девушка смеется. Борис протягивает руку, но Инга отворачивается и с неожиданной скоростью удаляется, пока ее не поглощает опустившийся туман.

Когда Борис вынырнул из сновидения, сердце колотилось, как после хорошей пробежки. Инга к тому времени уже ушла на работу. Поначалу они пытались завести обычай завтракать вместе, но постепенно биоритмы взяли свое. Инга вставала рано и, как настоящая бизнес-леди, начинала день с зарядки, контрастного душа и зеленого коктейля. Борис полуночничал, спал до полудня, потом накачивался кофе и еще час-полтора неприкаянно слонялся по квартире, пытаясь прийти в себя.

Сегодня он позволил себе сдобрить кофе щедрой дозой коньяка. Борис гнал от себя мысль, что кошмар может оказаться пророческим, но приходилось смотреть правде в глаза: он терял Ингу и ничего не мог с этим поделать.

С того страшного дня, когда Алик, словно торнадо, пронесся над их жизнью, они с Ингой ни разу не занимались любовью. Проблема была не в Инге. Если бы она отказалась от близости, он был бы терпеливым и нежным и помог бы ей преодолеть стресс. Весь ужас заключался в том, что загвоздка была в нем самом.

В эпосе некоторых народов описывается обычай: если мужчине приходилось в походе делить ложе с женщиной, он клал между нею и собой меч, тем самым показывая, что уважает целомудрие женщины и не хочет оскорбить ее. У Бориса было такое чувство, будто Алик проложил невидимый меч между ним и Ингой. Этим разящим клинком была мысль о том, что Инга станет сравнивать двух любовников.

Борис не обольщался на свой счет: в поединке такого рода он проиграет еще быстрее, чем в рукопашной. Для Алика умение вести любовные игры было предметом гордости. Как он говорил, «секс – это не тупое ерзанье туда-сюда – это искусство». Сам он владел этим искусством в совершенстве. Пополнять свой багаж знаний в данной области было для него вроде хобби. Лет в четырнадцать, когда сверстники еще глотали слюни при виде красоток из журналов для мужчин и мастурбировали в туалете, Алик открыл для себя «Кама Сутру». С тех пор она стала для него чуть ли не настольной книгой. К тому же теория подкреплялась обширной практикой.

Борис не сомневался, что перед Ингой Алик прогнулся на все сто. Он предпринял робкую попытку расспросить, какие трюки выделывал с ней Казанова двадцать первого века, но Инга наотрез отказалась об этом говорить. Настаивать было бестактно, да и вряд ли Инга стала бы откровенничать на эту тему. По ее словам, она старалась как можно скорее забыть мерзкий эпизод. Борис верил, что так оно и есть, но никто не волен управлять своим подсознанием. Хочет Инга или не хочет, она все равно будет сравнивать их и, даже если из чувства такта промолчит, в душе будет сожалеть, что выходит замуж за посредственного любовника.

Стоило Борису об этом подумать, как всякое желание сходило на нет. Чтобы убедиться в том, что он не законченный импотент, Борис тайком от Инги несколько раз смотрел порно-канал. Это незатейливое средство действовало безотказно. За неимением предмета страсти, он кончал перед экраном и с удовлетворением отмечал, что все функционирует нормально, пока вдруг не осознал всю пошлость и абсурдность ситуации. Взрослый мужик, имеющий красавицу невесту, ведет себя как подросток с зудом в штанах.

Раньше они с Ингой занимались любовью почти каждый день, а теперь перед сном ограничивались пенсионным поцелуем в щечку. Первое время Инга предпринимала попытки его расшевелить, но инструмент любви предательски висел, скукожившись, как высохший стручок акации. Чувствуя приближение паники, Борис прибег к радикальному средству и убедился, что виагра не всесильна. Сначала он почувствовал подъем во всех смыслах этого слова, но в решающий момент перед его мысленным взором, словно черт из табакерки, выскочил образ Алика. Борис, как наяву, услышал ехидное: «Секс – это не тупое ерзанье туда-сюда», – после чего опало все. Инга, повернувшись к стене, притворилась, что заснула, а он пошел в кабинет делать вид, что погрузился в творчество.

Помучившись, Борис решил заняться изучением креативного секса. Алика, конечно, не переплюнуть, но можно хотя бы расширить свой кругозор. Интернет дает на этот счет столько информации, что «Кама Сутра» отдыхает. Однако теория без практики была мертва. У Бориса мелькнула бредовая мысль сходить к проституткам, но он тотчас отмел ее. Этого Инга точно не простит. Чем больше он старался вернуть себе либидо, тем больше впадал в отчаяние.