Портрет и вокруг - Владимир Маканин

Ей повезло – она сразу же наткнулась на листки, в которых были «грехи», и только «грехи», Старохатова. И еще ей повезло, что Аня ушла в больницу к тете Паше. И еще повезло, что я вдруг не явился домой. Короче: ей повезло. Потому что она долго ждала свою минуту… Она наскоро переписала в книжицу факты навязанного соавторства, переписала даже характерные, подстерегающие добычу разговорные реплики Старохатова – все, вплоть до примерного числа и месяца, когда эти разговоры состоялись.

И вот с этим-то «топором» Вера отправилась в Госкомитет по кинематографии – к тому самому представителю. Он ее принял. Он ее помнил. Вера была спокойна и деловита. «Топор» лежал в ее сумочке, в обыкновенной дамской сумочке.

– …Ты почитала ему вслух?

– Да.

– Долго читала?

– Я никуда не торопилась.

Выслушав Веру, представитель Госкомитета вызвал Старохатова к себе, и они вновь почитали вслух, и состоялся как бы второй раунд того самого обсуждения. И представитель Госкомитета снял П. Л. Старохатова приказом. Отстранил от занимаемой должности в связи с уходом на пенсию. Не в тот же день, конечно. Но почти в тот же день. «Топор» был что надо.

– Я не стала тебе сообщать, – сказала Вера. – Мои записи я там же, с общего согласия, уничтожила. Решили закончить дело без шума и огласки.

– Без скандала…

– Без.

– Но теперь-то наконец ты работаешь в школе?

Она усмехнулась:

– Работаю.

И сказала:

– До свидания. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Еще в самом начале разговора я спросил, как ей работается в школе, и Вера ответила, что тоскливо.

И я не мог не подумать, что Старохатову сейчас тоже не сладко. Лишенный деятельности, сидит он сейчас в своей квартире, расслабленный и жалкий. А может быть, сидит и исходит тихой злобой, и злоба эта почти полностью достается его верной жене. Если не считать, что злоба ест его изнутри поедом. Сжирает нутро. Что и говорить, Старохатов и Вера обменялись ударами. Каждый получил свое. Итог вражды.

Глава 7

Аня улыбнулась:

– Брось, милый… Я же тебя люблю. И тебе не надо стараться выглядеть лучшим, чем ты есть.

Она говорила искренне. С любовью. И было ясно, что вольно или невольно она смотрит теперь на меня как на человека, который ничего особенного не добился.

В ее словах, как всегда, было очарование неведения и молодости, но сквозь очарование нет-нет и уже проглядывал остренький ум. Жизнь налаживалась. Жизнь понемногу, но грела. С момента выздоровления Маши мы стали нормальной семьей и, как всякая нормальная семья, улучшали свой быт, что-то покупали, чем-то украшали квартиру и уже всерьез заботились о таком или ином летнем отпуске. Маша ходила в детский сад. Аня ходила на работу. С работы Аня возвращалась довольная, энергичная, ни тени усталости: секретарь директора!

И уж ежели глаза ее открылись, они открылись широко:

– Твой Старохатов, что там ни говори, был настоящий муж и отец, он умел семью кормить.

Я смолчал.

– Все-таки уважаешь мужчину, когда он умеет зарабатывать.

– Жаль только, что при этом он обирал ребят.

– Брось, милый. Ты сам говорил, что в сценарном деле грани не существует – он обирал кого-то, а кому-то отдавал даром.

Так она это поняла.

Я спросил:

– Тебе очень хочется, чтобы я обирал?

– Глупый. – Она засмеялась. – Хотела бы я видеть дяденьку, который даст тебе себя обобрать. Знаешь, что я заметила? Мучаются вопросом, хорошо это или плохо – иметь деньги, как раз те, кто зарабатывать их не умеет.

Так она меня поощряла.

* * *

Сначала я узнал, что Старохатов продал машину, потому что не мог ее водить; подробностей не было. Потом, я узнал про его болезнь: у него болели руки. Его видели. Старохатов был плох. Похудевший и как-то разом согнувшийся – старик, – он брел по улице, как бродят по ней бездеятельные и больные старики. Работы не было. Творческая жилка давно иссякла.

– Да-а. Если нет здоровья, машина не нужна, – поддакнул я собеседнику.

Это был молодой кинематографист. Бойкий. Способный. Даже талантливый. Он-то и купил у Старохатова машину. Он-то мне и рассказывал.

– Бедняга Старохатов бродит по улицам…

– Бедняга, – согласился я.

– Здоровье – это главное, – продолжал молодой кинематографист. – Потеряешь – не найдешь.

И он со вкусом стал рассказывать, как ежедневно гоняет мяч во дворе дома с мальчишками, нимало не стесняясь жильцов, поглядывающих из окон. Потом он уехал. Бойкий. Способный. Даже талантливый.

Я смотрел вслед бывшей машине Павла Леонидовича.

А Вера не сумела работать в школе. Заскучала. Она ушла в какую-то организацию и там (так мне сказали) уже насмерть воевала с большим начальником.

* * *

В пять я шел в детский сад. Приводил Машу. Кормил ее. Она рассказывала свои детсадовские новости – тоже жизнь и тоже страсти. Я посмеивался. Я готовил ужин к приходу жены. Аня приходила. Всегда оживленная. Всегда радостная. На секретарской работе ее ценили все больше.

– Не знаю, в чем дело, – скромничала она, – меня вдруг стали хвалить. Говорят про меня: деловая, энергичная. И даже, – она смеялась, – умная! Ты это можешь себе представить – умная!

– Я это давно знаю.

– Конечно, секретарша – это звучит плохо. Но ведь все зависит от человека, милый. Все зависит от того, как человек работает. А я буду работать хорошо.

И верно. Аня работала хорошо – она так быстро вошла во всю эту круговерть. Казалось, что ее прежние смешные и энергичные начинания вместились теперь в одно, совсем не смешное: она узнавала, запоминала, выясняла, звонила, уточняла. Теперь ее звали Анна Константиновна.

Я вслушивался – откуда что берется. Чистая и отшлифованная речь – это отчасти, конечно, мое влияние, с овцы хоть клок. Великолепный практический ум – это, конечно, свое, природа! – и вот уже слушаешь ее, как мудрого и прожившего жизнь человека, который не скажет банальщины, который говорит и взвешивает слово за словом. И, как бы очнувшись, я с удивлением оглядывался на эту простую девчонку – мою жену, – ставшую красивой женщиной, которая знает жизнь и людей; как не знал, и не знаю, и, вероятно, не буду знать я, хотя и потратил на узнавание лучшие годы.

* * *

Вокруг нас появились люди – они были разные, мужчины и женщины, молодые и сорокалетние, но у всех у них было нечто общее: немыслимая энергия и желание нам угодить, помочь. Ну что такое секретарь директора – ну, посоветует, ну, подскажет, – ну, в лучшем случае ей духи, я так всегда думал. Ну, билеты в театр. Однако тут было совсем иное качество: они предлагали помочь… просто помочь… от чистого сердца.