Высматривая путь. Том II - Борчанинов

«Самум». За столько лет он уже научился отличать бомбы друг от друга не глядя: «Самум» был перемотан веревкой, «Лунная пыль» находилась в круглой, гладкой баночке, для «Картечи» использовались холщовые мешочки, а двимеритовые бомбы Эскель обычно не носил. Не считал их особо полезными, но Ламберту об этом не говорил. И даже когда тот пытался всучить ему их целый ящик — не отказался. А то разобидится еще и перестанет штамповать их в невероятных количествах. А самому возиться с двимеритовой стружкой — та еще морока. Ведь должны же они когда-нибудь пригодиться. Не для увеселения же придумали рецепт.

В целом, план вырисовывался весьма условный, но уж лучше такой, чем никакого. Бросить бомбу, оглушить, зайти сзади, воткнуть меч в основание брюха и одним резким движением рассечь его. И все бы ничего, если бы не два нюанса. Во-первых, чтобы сделать хороший разрез, придется вложить немало силы. Нет, дури у Эскеля было хоть отбавляй, но тут лишь бы рука не дрогнула в подходящий момент. И, во-вторых, не факт, что это ранение будет фатальным. Потому что гарантий никаких нет, что тактика умерщвления обычного главоглаза подействует и на их королеву. А вдруг это только разозлит монстра и тот броситься атаковать куда яростнее?

В общем, определенно и точно, у него появился достаточно немаленький шанс быть убитым, но в любом случае, нужно было что-то предпринять. Посему, он торопливо поджег фитиль и одним точным движением бросил бомбу, целясь прямо чудищу в башку.

Рвануло хорошо. Да настолько, что даже самого ведьмака малость оглушило. Благо, что он предусмотрительно зажмурился и отвернулся, чтобы еще и не ослепило. Иначе бой на этом мог бы скоропостижно закончиться.

Монстр пошатнулся на всех ногах сразу. Сделал шаг назад, покачнулся еще раз и замер. Тогда Эскель разбежался, ловко упал, проскользнув мимо брюха и оказался за спиной чудовища, но чуть левее от центра. А как вскочил на ноги и занес для удара меч, то его окатило волной ядовитого облака. Да настолько концентрированного, что даже волосы слиплись, а одежда покрылась тонкой пленкой испарений. Но Иволга с трудом справлялась и с таким концентратом.

Ведьмак закашлялся, схватил ртом воздух и прижал к груди кулак. Ощущения были те еще: будто в горло и носоглотку насыпали песка, и все это опустилось вниз к желудку, а тот, будто в отместку, отозвался жгучей болью. Потеряв концентрацию, Эскель согнулся пополам, попытался восстановить дыхание, но получалось только беззвучно хватать ртом воздух.

Удар острой, хитиновой клешней не заставил себя ждать. Кто бы мог подумать, что главоглазы лягаются почти как кони? Как он успел скрестить кисти и применить Гелиотроп, сам не понял. Магия, конечно, смягчила удар, но в глазах все равно потемнело, а в тот момент, когда его тело встретилось с толстым деревянным стволом, в груди почувствовался странный хруст, вышибив воздух из легких с надрывным стоном. Не нужно быть медиком, чтобы понять — ребро сломано. А может и не одно.

Тонкий жгутик молниеносно вылетел из разинутой пасти монстра и метнулся в сторону Эскеля. Тот успел применить Квен. Сил особо не хватило, потому щит оказался разбит. Но сильная сторона сего была в том, что у него появился шанс увернуться. Которым он сразу же и воспользовался. А когда оказался на достаточном расстоянии, то бросил еще одну бомбу. Та угодила в голову королевы, взорвалась и, вроде бы, даже дезориентировала ее. Стараясь не обращать внимания на острую боль в груди, желудке, легких и боках, ведьмак сделал подкат, ловко поднырнул сзади, вскочил и что было сил воткнул меч в незащищенный малюсенький участок в основании брюха. Он его заприметил еще в тот раз, но просто не успел ударить.

Монстр издал душераздирающий звук, покачнулся и снова выпустил волну яда. Да такого ядреного, что Эскель только благодаря чуду, ну и Иволге конечно, не утратил зрение. Острие вошло на удивление легко, потому, приняв решение его провернуть и вздернуть вверх. Он приложил все имеющиеся силы и с отчаянным криком рванул так, что лезвие меча по чему-то заскрежетало, немного увязло, но, благодаря силе рук хозяина, разрубило плотную кожу и мгновенно оголило все внутренности чудища. Ядовитая кровь, слизь и нелицеприятные ошметки невесть чего окатили Эскеля с ног до головы. Но он лишь рыкнул, взмахнул мечом и вонзил его в тоже место, но теперь разрезая под углом. Нужно было добить так, чтобы уже не встала.

Королева издала последний свой звук, ее лапы разъехались, и она ухнула прямо на свою же кладку, сметая конвульсивными подергиваниями лап остатки яиц. Содрогалась она недолго. Но несмотря на этоЭскель все равно решил не смотреть на ее предсмертные муки. Потому сделал несколько шагов назад, из последних сил применил несколько раз Игни, чтобы быть уверенным, что новых главоглазов в ближайшее время не появится. А как поуспокоился, то его накренило в бок. Вовремя же у него вышло подпереть плечом древесный ствол, иначе ухнул бы лицом прямо в останки чудища. Все его лицо, волосы, одежда и меч были в ядовитой слизи, что безвозмездно оставила ему эта треклятая королева. Интоксикация была настолько сильная, что он уже начал терять слух и зрение. В ушах шумело, перед глазами плыло, из носа, по обыкновению, хлынула кровь, а из-за сильного тремора в руках он не смог удержать меч, который тут же выскользнул из его ладони в траву.

Нужно было что-то предпринять и как можно скорее, пока он не помер прямо вот так посреди пролеска, весь изгаженный ядовитым дерьмом инсектоида. Он понимал, что, если бы не «Ласточка», принятая накануне, давно бы уже выбивал себе теплое местечко на том свете, где-нибудь у ног Мелитэле. Ну хоть на сиськи бы ее посмотрел, а то столько разговоров о них.

Но был еще и «Белый мед». Да, еще один эликсир, но по крайней мере он поможет снять часть отравления и адсорбирует все то, с чем организму не удастся справиться самому. Осталось дело за малым: добраться до него в сумке, выпить и обождать часок, пока начнет действовать. Но перво-наперво, лучше вызвать рвоту, а потом только выпить эликсир. Чтобы уж наверняка.

Что ведьмак и сделал. Снял липкую перчатку, наклонился пониже, пошире открыл рот и надавив одной рукой на живот в районе солнечного сплетения, пальцы второй засунул в рот, да поглубже. Рвотный рефлекс не заставил себя долго ждать. И теперь, когда он, громко булькая, изливал на траву нелицеприятного цвета и запаха содержимое своего желудка, то наконец вспомнил,