Ртуть и соль - Владимир Кузнецов

– Что случилось? – снова голос Анны.

Эд пытается сглотнуть, но во рту сухо, горло сжимается в болезненном спазме, сухой, режущий кашель сжимает грудь.

– Мисс Лоэтли? – хрипит Сол. Он едва узнает собственный голос. – Это Эдвард. Вы меня слышите?

Несколько мгновений проходят в тишине, но затем Анна отвечает:

– Слышу. Где мы? Почему так темно?

– Я не знаю. Последнее, что я помню… – Сол напрягается. Воспоминания – хаотичная чехарда образов, смутных и бессмысленных. – Мы разговаривали с Рейгом, и он сказал, что надо подождать.

– Он говорил о черных мундирах… – шепчет Анна. – Почему он говорил о них?

Голос ее звучит совсем рядом. Сол осторожно садится, протягивает руки в стороны. Левая касается чего-то мягкого под тонкой тканью. Анна вскрикивает.

– Это я… это я, мисс Лоэтли… – Эд старается, чтобы голос его звучал успокаивающе. Он подвигается в сторону девушки.

Секунда – и они сталкиваются, нечаянно прижавшись друг к другу. Анна дрожит, кожа ее пугающе холодная. Сол осторожно обнимает ее за плечо. Девушка доверчиво прижимается к его груди.

– Кто такие эти «черные мундиры»? – спрашивает он тихо.

От вопроса Анна замирает.

– Епископальная гвардия, – шепчет она едва слышно. – Люди архиепископа Лэбба.

Теперь Сол вспоминает. Да, именно так. По сути это военное подразделение, опытное в подавлении бунтов, обысках и арестах. «Сторожевые псы Олднона» – уважительное прозвище, которое употреблять куда безопаснее, нежели «черные мундиры». Как там сказал Рейг? «Не испугаюсь еще одного черного мундира»? Он что, принял Сола за одного из этих инквизиторов?

– Безумие какое-то, – бормочет Сол. – Почему мы здесь? Почему не помним, как тут оказались? Это что, глупая шутка?

Анна молчит. Сол какое-то время размышляет. Головная боль не проходит, продолжая терзать его. Откуда-то доносится тихий плеск и редкое шлепанье капель.

– Надо осмотреться, – наконец произносит он.

Анна сильнее прижимается к нему, сминает в кулаках одежду.

– Нет, не надо…

– Я буду здесь и все время буду говорить. И вы все время будете говорить, мисс Лоэтли. Ни секунды в тишине.

Он осторожно отстраняет от себя девушку, встает, делает первый осторожный шаг, выставляя вперед руки.

– Я постараюсь дойти до стены. Неплохо бы понять, насколько велика наша тюрьма.

Сол делает еще один шаг, стараясь не отрывать подошвы от земли: перспектива угодить в яму или упасть со ступеней его совсем не прельщает.

– Ну что же, во всяком случае, для склепа здесь слишком просторно. Едва ли нас похоронили заживо, – произносит Сол бодрым тоном, тут же сообразив, что шутка вышла слишком мрачной для воспитанной олднонской девушки. – Извините меня, Анна, я не хотел вас пугать. Просто в моей стране есть такой страшный рассказ про темницу, маятник и…

Он резко замирает – твердый пол под ногой сменяется пустотой. Отступив, Эдвард присаживается на корточки.

– …и колодец.

Снизу веет сыростью, край пропасти закруглялся. Выломав из обрамления камешек, Сол бросает его вниз. Через несколько секунд слышится негромкий всплеск.

– Анна, не молчите. Вы здесь?

– Да-да, я здесь. Простите…

– Не извиняйтесь. Мне тоже сейчас очень страшно.

Сол осторожно огибает колодец, рука его касается стены. Металлической стены, шершавой от ржавчины и облупившейся краски.

– Так и есть, – он едва сдерживается, чтобы не сплюнуть. – Мисс Лоэтли, я нашел стену. Сейчас я пойду вдоль нее, поищу дверь.

– Мне больше нравится, когда вы называете меня Анной.

– Хорошо, Анна. Мне тоже так больше нравится. Я пойду в вашу сторону.

Скоро Сол выясняет, что темница их квадратная, со стенами где-то десять шагов длиной каждая, без явных дверей или окон. Колодец в центре примерно два метра в диаметре – так что упереться в стенки ногами и спиной не получится.

– Очень хочется пить, – жалуется Анна.

Сол снова ощущает укол вины.

– Прости меня, – он садится рядом с девушкой, не решаясь дотронуться до нее.

– За что? – бесцветным голосом спрашивает Анна.

– Я втравил тебя во все это. Я не хотел, не думал, что так получится.

– Божественным силам нет дела до наших мыслей, – в голосе девушки не было ни тени страха или отчаяния. Кажется, она смирилась со своим заключением. – Мне не за что вас прощать. Было… было приятно знать, что для кого-то я могу быть полезной, важной. Хоть немного. Наверное, умереть, как герой бульварного романа, интереснее, чем дожить до одинокой, бессмысленной старости.

– Героиня… – машинально поправляет Сол.

– Герой. У героинь должна быть большая любовь, множество испытаний и наконец – обретение возлюбленного. Умирать в опасных авантюрах – удел мужских персонажей.

– Никто не умрет, – Сол набирает в грудь побольше воздуха и обнимает Анну.

Девушка доверчиво прижимается к нему, кладет голову на плечо.

– Ваша жена… – начинает она тихо, – Эйлин… Вы любите ее?

Сол чувствует, как на грудь словно укладывают бетонную плиту. Не так просто ответить на этот вопрос. Любовь – это обоюдное чувство. Трудно любить ту, которой нет… даже если телесно она всегда рядом. Еще дома Сол часто спрашивал себя, любит ли он Алину такой, какой она стала. И если откинуть самообман, самоубеждение, он понимает, что не может ответить на этот вопрос.

– Я любил ее, – произносит он. – А потом она сбежала. Теперь… теперь я не знаю.

– Но вы же отправились за ней? Почему? – раздается шепот Анны, такой близкий, что перехватывает дыхание. Кровь начинает стучать в висках. Сколько времени Сол не был с женщиной? С женщиной, которая по-настоящему нравится?

– Я… я не хотел, не собирался. Я даже не знал, куда она отправилась. То, что я оказался здесь, в том же городе, где очутилась и она, – скорее случай, даже не случай – некая высшая воля…

– Я не понимаю.

– Если я объясню, ты решишь, что я сумасшедший.

Какое-то время Анна молчит.

– Вы не похожи на сумасшедшего, Эдвард, – произносит она уверенно. – Но еще меньше вы похожи на обычного человека. Даже на иностранца.

– Я… – начинает Сол, чувствуя, как внутри в нем что-то проваливается от страха и облегчения.

В этот момент раздается громкий металлический скрип, и сноп яркого света ослепляет пленников.

* * *

– Кто вы?

Золотые галуны мертвенно отблескивают на черном бархате камзола. Витиеватый знак, сплетение двух окружностей и косого креста – знак епископальной гвардии. Лицо инквизитора болезненно бледное, взгляд мутный, как у беспробудного пьяницы или опытного наркомана.