Моя жизнь как фальшивка - Питер Кэри

Но как же тянулось время в убогом гостиничном номере. Уже стемнело, а мне оставалось терпеть еще семьдесят пять минут. Мерещился бессмысленный кошмар: Куала-Лумпур, этот мокрый осьминог, рыбьей пастью засасывает книгу.

Я спустилась в бар. Клиентов нет, как говорится. Я ограничилась сэндвичем с яйцом и карри и пивом «Тайгер», но едва первые пузырьки защекотали мне горло, как напротив меня уселся Слейтер. Его чело было сурово и морщинисто, как старая потрескавшаяся скала.

– Оставь это! – скомандовал он.

Я изумилась: неужели Слейтер запрещает мне пить пиво? Что-то на него не похоже.

– Держись подальше от этих баб! – продолжал он. – Что бы ни делала.

– Знаешь, Джон, как раз это я хотела посоветовать тебе. Особенно остерегись той, что помоложе.

– Микс, прошу тебя. Не лезь.

– Разве ты не пытался ее соблазнить?

Слейтер даже не слушал.

– Что ты замышляешь? – спросил он. – Я сидел тут и наблюдал за тобой. Ты вся как на иголках, лучше признавайся, что происходит. Боюсь, ты сама не понимаешь, во что вляпалась.

– Смешно слушать!

– Ты послала старого дурака Чабби за книгой? Украсть ее во второй раз? Так или не так?

Я бы все отрицала, но не устояла перед его яростным взглядом.

– Отзови его, – приказал Слейтер. – Эти женщины – адские суки!

– Да. Но сейчас суки отлучились на вокзал.

– Они тебя раскусили, Микс, можешь мне поверить. Рукописи тебе не видать.

– Уверен?

– Говорю же: они тебя раскусили!

Откуда он мог знать? Немыслимо! Но в одном Слейтер преуспел: убедил меня, что сокровище, того гляди, уплывет из рук, а с этим я смириться не могла. Поднявшись, я выбежала из отеля в душную ночь. Понадеялась было, что Джон промешкает, оплачивая счет, но едва такси отъехало с битком забитой стоянки, я заметила, как Слейтер садится в следующую машину, и поняла: мы уподобляемся героям дешевого боевика. Чтобы сбить преследователя с толку, я попросила отвезти меня к Колизею – оттуда до мастерской было рукой подать. Выскочив из машины, я растворилась в толпе. Слейтер, как я думала, отстал.

Я перешла на другую сторону и свернула на весьма сомнительную улочку. В подворотнях, высвеченные светом собственных карманных фонариков, стояли женщины в коротких юбочках – я уже знала, что на самом деле это мужчины. Кто-то меня окликнул, я быстрее зашлепала по лужам. На Бату-роуд я выскочила, слегка сбившись с курса, и, хотя продолжала энергично прокладывать себе путь через толпу, в выбранном маршруте сомневалась.

Как я обрадовалась, увидев знакомый полицейский участок на Джалан-Кэмпбелл, а напротив – велосипедную мастерскую. Дверь раздвинута до конца. В туманную ночь струился яркий белый свет. За дверью – никого. Значит, женщины ушли на вокзал, как и предсказывал Чабб. Я прошла сквозь нагромождение велосипедов и, подойдя к лестнице, крикнула: «Эй?» В ответ послышался стук. Чабб, подумала я.

Освещения наверху как раз хватило, чтобы разглядеть на полу миссис Лим и девочку на коленях возле нее. Тина обернулась ко мне, и при свете горевшей за окном неоновой вывески я увидела, что ее чувственная верхняя губа разорвана, похожа на лопнувшую сосиску, и по зубам течет черная, словно сок бетеля, кровь.

Не помню, какие слова я бормотала. Еще не разобравшись толком, что произошло, я знала: во всем виновата я.

Миссис Лим попыталась сесть, но снова со стоном откинулась на спину. Она тоже была ранена, блуза потемнела от крови. Пол был залит черным, влажно блестел.

Что натворил Чабб? За какой ужас мне предстоит ответить? Но никто не отвечал мне. Женщины смотрели на меня прищурившись, как на врага.

Я повторила вопрос. Не помню, как он прозвучал, но девушка заговорила с тем грубым австралийским говором, который переняла у Маккоркла.

– Тот гад-ла. Убежал.

– Вас ранил мистер Чабб?

Миссис Лим, всхлипнув, протянула руку к окну.

Окно было зарешечено. Через него нападавший не смог бы убежать.

Она все показывала в ту сторону, и я наконец заметила у окна какую-то груду. Брошенная одежда, обувь – так мне показалось.

– Они убить его, – пояснила миссис Лим. – Мы их не остановить. Они нас тоже убить.

Разум тщетно пытался осмыслить то, что видели глаза. Мозг соглашался на все, кроме истины. Из переулка все еще доносился голос старьевщика: папер лана, папер лана, – и я подошла к окну. На полу – одежда. В голубоватом свете ботинки Чабба казались почти лиловыми. И еще что-то лежало: собака, подумала я. Не знаю, что мне померещилось. Я протянула руку и нащупала кусок сырого мяса, точно в лавке мясника на «Чоу Кит». Потом я разглядела мягкую щетину этой красивой монашеской головы и поняла наконец: Sparagmos. Этим ужасом заканчивалась великая поэма. Человек, с которым я беседовала несколько часов назад, был разрублен на куски, его теплая кровь испачкала мне руки, густым медом струилась на пол.

Я рухнула на колени, откуда-то взялся Слейтер, подхватил меня под руки, заставил подняться.

– Пошли, – сказал он. – Надо идти.

Я подумала: он боится возвращения убийцы. Пока он тащил меня к лестнице, я твердила: пусть женщины идут с нами. Они не тронулись с места, и тогда мне пришло в голову, что они самоотверженно охраняют книгу.

– Идемте! – позвала я. – Возьмите книгу с собой.

– Нет книга, – откликнулась миссис Лим. – Украли книга.

Каменное, квадратное лицо китаянки лоснилось непонятным мне торжеством.

– Идем, – сказал Слейтер. – Микс, дорогая, тут оставаться нельзя.

Какое странное лицо у этой китаянки. Даже я теперь догадалась: она вовсе не желает мне добра.

– Делай, что я тебе говорю, Микс! Идем!

Словно пьяница, смутно догадывающийся, что в чем-то виноват, я позволила отвести меня вниз по ступенькам, на Джалан-Кэмпбелл, до участка – хорошо, когда полиция под рукой.

К нам отнеслись с отменной серьезностью, тут же проводили в какой-то зал, а потом в отдельный кабинет, поменьше. Выдали таз с полотенцем, и только тут я заметила кровь у себя на лице и руках. Умываясь, я все думала о женщинах, которые остались в доме одни, беззащитные. Дальше я мало что помню – меня колотила дрожь, полицейские дали одеяло и записали мои показания. Таз с водой так и не вынесли. Когда дверь открывалась или захлопывалась, красная жидкость в нем дрожала. Это Чабб, это субстанция его жизни, кровь, еще недавно омывавшая его сердце.

Потом сказали, что я могу идти; Джон Слейтер ждал у входа. Вернув одеяло полицейским, он набросил мне на плечи свой пиджак. Все мои надежды ушли безвозвратно, пропали, погибли.