Фатальное колесо. Дважды в одну реку - Виктор Сиголаев

Мама дорогая!

Вы представляете, какой для меня был шок? Хотя это всего-навсего гипотеза, но… до чего правдоподобная, блин! Это что, мною кто-то все-таки управляет? Пусть не извне, пусть изнутри, но…

Не до хрена ли начальников на мою бедную голову?

– А у тебя много начальников? – неожиданно нарушил молчание Борюсик, лихо закладывая очередной крутой вираж. – Я имею в виду – в вашем, как его… управлении? Ну… в этом времени?

В первый миг на меня напал столбняк. В сознании мелькнула картинка – сотни жирных очкастых бактерий важно восседают за массивными письменными столами в разных труднодоступных уголках моего многострадального кишечника, щелкают компами, раскладывают «Косынку», говорят по мобильникам и гоняют секретарш за кофе с ликером.

Я потряс головой, возвращаясь к действительности.

Чур меня.

Начальники?

– Ты имеешь в виду, многие ли из них знают о моей «транспозиции»? В смысле то, что мои мозги из будущего?

– Ну да. Имею. В виду.

– Нет. Знают только… медики-специалисты. К одному из которых мы сейчас и едем. А ребятам из КГБ подброшена грамотно слепленная легенда. О ребенке-вундеркинде, который помогает органам в оперативной работе.

Белобрысый вновь надолго замолк.

Чует недоброе, как пить дать, чует. Логически понять, где подвох, не может, а нутром опасность чует. Эмпирически, если можно так выразиться. Опыт-то у него – о-го-го какой!

– А тебе с нашими волкодавами и не нужно встречаться, – неуклюже попытался я усыпить его бдительность, – «медицина» тебя посмотрит, откорректирует что надо да контакты даст, которых впредь надо держаться. Если не хочешь загнуться молодым…

Борюсик неопределенно хмыкнул, вписываясь в поворот после долгого подъема на Центральный холм.

Да что со мной такое? Зачем я ему лишний раз про «волкодавов» напоминаю?

– Ты это, прямо ко Дворцу пионеров не подъезжай. Не будем светиться лишний раз. Проедем лучше по набережной к Детскому бассейну. Около медучилища который.

Черт!

И про медучилище двусмысленно получилось. Как упрек. Девчонку-то наверняка с его подачи зачищали. Впрочем, внешне не видать того, что Борюсик напрягся больше, чем был до этого. Пулей проскочил по Большой Морской и свернул к Артбухте.

В открытое окно дохнуло соленой морской свежестью. Знакомо гуднул собирающийся отчаливать городской паром. Справа замелькали начинающие зеленеть платаны в сквере у театра Луначарского…

Почему я так волнуюсь?

Машина миновала сквер и вкатилась на территорию Детского бассейна. Последнюю сотню метров мы уже ехали по пешеходной зоне, если честно. Но Борюсика это почему-то особо не тревожило. Привык, наверное, чувствовать себя всюду хозяином жизни. Так и здесь – внаглую припарковал «Победу» прямо на въезде, возле каменных шаров, разукрашенных под глобус Земли. Кажется, даже слегка перегородил выход.

Случайно?

Я выбрался из салона, сочно хлопнув дверью. Белобрысый, вышедший из машины чуть раньше, недовольно зыркнул в мою сторону, но промолчал.

Мы направились вглубь территории, благо по случаю праздничного дня она выглядела пустынной. Сторож, скорей всего, пошел поглазеть на парад – тут совсем рядом. Беззаботное время! А что тут возьмешь в бассейне? Интерес был только у нас.

Здесь внутри одной из подсобных построек находился замаскированный проход в коротенький подземный лаз, ведущий в наш спортзал. Каких-то полсотни метров. Но с кучей изгибов, поворотов, микроскопических спусков и подъемов, и в конце – с шикарной старинной винтовой лестницей, ведущей прямо в санузел спортзала.

– Отсюда что, черный ход есть? – Борюсик на ходу с любопытством рассматривал внутреннюю кухню школы начинающего малолетнего пловца.

Да ты, брат, капитан Очевидность!

– Зачем? Просто телепортируемся. Вон там, прямо из-под уличного душа… да шучу я, шучу. Телепортация у нас еще… не до конца протестирована. Сбоит, зараза. Может частями выбросить…

– Снова шутишь?

– Да ты прямо в корень зришь!

Что-то я развеселился не по делу. Нервячок? Да, похоже.

– Ты не обращай внимания. Шутки – они… нам только на пользу. Помогают, понимаешь, психику стабилизировать. В твоем случае это крайне полезно. Пусть даже и для профилактики. Пришли. Помоги мне «корабли» эти пенопластовые разобрать.

В подсобке – до потолка навалены пенопластовые поплавки, на которых детишки учатся плавать. За штабелем – легкая фанерная шторка, а за нею – тяжеленная бронированная дверь, ведущая в бомбоубежище, я так полагаю. Судя по огромному штурвалу-запору, массивным петлям и толщине самой конструкции.

Кстати, если что-то пойдет не так, Борюсика можно просто оставить в этой микроштольне. Света там нет, поворотов масса, а выхода только два – здесь и уже в самом спортзале. Есть, конечно, ответвления, но они все или заварены, или забетонированы.

– Крутани этот штурвал, Борис Яковлевич, а то у меня веса не хватает. Против часовой, на четверть. Ага. Вот так.

Из подземелья пахнуло морским илом и водорослями.

Белобрысый не торопился входить первым. Вновь чуйка? У меня что, на лбу написаны все мои черные замыслы?

– Чего ты? Пойдем. Тут рядом.

Я шагнул в темноту.

– Держись за мной.

Почему он медлит?

– Слышь, малой. А этот твой доктор – он обо мне вообще знает?

Хороший вопрос. Главное – своевременный. И что радует – очень уместный. Отчего бы и не поговорить на эту тему, стоя спиной к собеседнику в вонючем полумраке?

– Знает-знает. Они, брат, все про нас знают. Это как правило. Только в твоем случае небольшое исключение образовалось. Но ведь нашелся же ты! Не правда ли? На радость наших яйцеголовых ученых. Пошли давай…

Зашел все же внутрь.

Со скрипом затворил за собой массивную дверь. Молчит пока, и слава богу. Думать тебе, дорогой, сейчас очень вредно. Тем более что во всей моей версии, в этой шаткой конструкции я сам только что обнаружил явный и крайне очевидный изъян.

И это…

– Слышь, малой? Я тут чего подумал, а зачем ты сегодня на заборе сидел? Чего там у татар выглядывал?

Да. Действительно странно. Но не смертельно.

– И чего сразу ко мне не пришел? К чему эта бойня в больнице? Или… ты не знал!

Бинго!

Умный мальчик. Стопроцентное попадание… в стык броневых листов. В самое слабое место моих фантастических нагромождений. И это тогда, когда очень сложно быть убедительным, нащупывая в темноте правильную дорогу и пытаясь оппонировать, находясь спиной к собеседнику. Которого к тому же еще и не видишь.