Метро 2033. Крым 3. Пепел империй - Никита Аверин

Летун по-прежнему не приходил в сознание.

– Разбуди его, – сказал Контейнер Зяблику.

Та прибегла к тому же жестокому методу, что с пилотом лапутян в керченской комендатуре – взялась за верхнюю губу и сильно выкрутила. Летун очнулся и обвел всех безумным взглядом.

– Ну что, Летун? – спросил Контейнер. – Теперь ты мне веришь? Я ведь мог бросить тебя под землей. Да и сейчас могу бросить, прямо здесь, на яйле, а со сломанной ногой и без воды ты протянешь не больше дня. Так что – хватит придуриваться, веди нас на базу. Лапута – наш последний шанс победить в этой войне.

Летун все еще колебался. А вдруг это тактическая хитрость Ферзя или самого Человека в Серебряной Маске? – читалось у него во взгляде.

Но особого выбора Контейнер ему не оставил.

– Хорошо, – сказал Летун. – Я отведу вас к Лапуте. Только вам придется меня тащить…

* * *

Как спрятать летающий город на крымской яйле – плоской, как стол?

Вырыть яму. Как вырыть яму достаточного размера, чтобы в нее уместился летающий город?

Взорвать бомбу. Если нет бомбы подходящего размера, найти старую, оставшуюся, вероятно, после Катастрофы, воронку.

Контейнер даже боялся предположить, что именно взорвалось на Чатыр-Даге много лет тому назад, но воронка осталась поистине гигантская. Километра два в диаметре – и почти километр в глубину. А самое главное, можно было пройти мимо в ста метрах, и не увидеть ее из-за высокой, в рост человека, травы ярко-желтого цвета, которой густо заросла чатырдагская яйла.

Летун, с трудом шевеля языком и похрипывая, проговорил:

– Вот она, Лапута.

И Контейнер с друзьями заглянули в воронку.

– Ого! – сказал Ренькас и присвистнул.

– Мать моя женщина, – отозвалась атаманша Пеева.

Олька Зяблик ограничилась пораженным «ах!».

Да, зрелище с края воронки открывалось апокалиптическое.

Склоны воронки поросли травой – но не желтой, как на солнце, а густо-черной, видимо, разорвавшийся боеприпас имел еще и химический компонент, навсегда изменивший состав почвы. Лапута – нагромождение железа – тоже была черной, как мазут, закопченной, в потеках сажи и пепла. Даже воздушные шары, пустые, обмякшие, как пузыри дохлых рыб, были грязно-серого оттенка.

Лапута представляла собой агломерацию самой разнообразной техники – от древнего эсминца, служившего осью летающего города, до разобранных и переделанных до неузнаваемости железнодорожных вагонов, автомобилей, кибиток, сваренных из жести будок, раздербаненных на запчасти вертолетов и, конечно же, многочисленных аэростатов и цеппелинов, обеспечивающих подъемную силу. Были у Лапуты и винты, и турбины – но только для маневрирования и экстренного набора высоты; основную массу металла поднимали в воздух старые добрые аэростаты, питаемые горячим воздухом из мощных горелок.

– Сколько же топлива оно жрет? – спросил Ренькас.

– Много… – мрачно ответил Летун и зашелся в приступе не то хрипа, не то кашля.

Контейнер подозревал, что в процессе побоев пленнику сломали пару ребер, а метание Летуна в сектантов и, мягко говоря, не самая нежная эвакуация из обрушивающейся пещеры, привели к тому, что осколки ребер пробили плевральную полость – и у Летуна развивался закрытый пневмоторакс, грозящий коллапсом легких и мучительной смертью.

«Вот и кадык у парня сместился влево, значит, правое легкое уже уменьшилось в размерах. Эх, была бы игла для декомпрессии… Но иглы не было, а ножом пробивать плевральную полость опасно. Будем надеяться, что Летун переживет спуск в воронку и успеет представить меня своему руководству, – подумал Контейнер. – А то как-то задолбало постоянно доказывать честность и благородность своих намерений. И будем надеяться, – добавил он, – что в Лапуте найдутся медики с декомпрессионной иглой, а то ведь загнется парень, как тот пилот в Керчи. Без того слишком много смертей…»

– Давайте спускаться, – предложил Контейнер. – Нас не пристрелят по ходу?

– Не должны, – прохрипел Летун. – Им сейчас не до того. Все заняты ремонтом…

По мере приближения к Лапуте стало ясно, что имел в виду Летун. Бомбардировка Керчи не прошла для летающего города даром: ракета, попавшая в брюхо Лапуты, проделала огромную зияющую дыру и стала причиной серии взрывов поменьше, разрушивших несколько моторов маневровых винтов и – самое страшное – повредившее топливные резервуары.

Лапута была похожа на кита с пробитым брюхом. Вокруг дыры копошились лапутяне, латая пробоины всем, чем придется. Трещала электросварка, пылали ацетиленовые горелки, стучали заклепочные молотки. Работа кипела, лапутяне сновали вокруг пробоины, словно муравьи, и Контейнер не сомневался, что дыру-то они заделают, с таким-то энтузиазмом – а вот где они пополнят запасы топлива? Там хранилось, по самым скромным прикидкам, не меньше десяти тонн солярки…

Отряд Контейнера с Летуном на импровизированных носилках заметили лишь у самого борта эсминца-флагмана. С безопасностью у лапутян, как отметил Контейнер, было все плохо: привыкли, что в небе их никто не достанет, вот и на земле расслабились.

Самое удивительное, что их никто не стал останавливать или досматривать: небесные люди бросились к Летуну, захлопотали вокруг него, тут же нарисовался фельдшер, на месте пробил Летуну грудь декомпрессионной иглой и наложил окклюзионную повязку. Лишний воздух со свистом вышел из плевральной полости Летуна – и тот перестал хрипеть и начал нормально говорить.

– Отведите нас к Навигатору, – были первые его слова.

По приставному трапу они поднялись внутрь эсминца. Дальше был тускло освещенный коридор, стены из ржавого металла, зарешеченные иллюминаторы, запах мазута, бойко снующие люди в матросской форме, лязг железа, скрежет инструментов, вой болгарки… Если закрыть глаза и представить себе море, можно было легко забыть, что к эсминцу приварены еще десятки прочих судов, машин и строений, образующих летающий город Лапута.

Они шли по тесным коридорам, пробирались через забитые людьми кубрики, поднимались по трапам и, наконец, очутились в командной рубке.

И тут – неожиданно для всех – навстречу отряду Контейнера вылетела лохматая, виляющая хвостом псина по имени Карма.

Регенерация у листонош – дело быстрое. Заживают и переломы, и раны, даже зубы отрастают. Разве что глаз новый не вырастет, ну и, конечно, сломанный позвоночник или артериальное кровотечение кого хочешь убьют, как и серьезные повреждения внутренних органов. Бандерольке было больно и обидно, но она знала: пара часов – и останутся только синяки и свежий шрам на бедре.

В камере с нее сняли наручники и даже дали воды напиться. Когда дверь закрылась, Бандеролька опустилась на матрас и закрыла глаза. Губы зудели, глаз и ухо чесались – подживали, а ногу покалывало.