Телевидение - Олег Андреев

В коридоре зазвучали шаги множества ног, приглушенные голоса. Наконец кто-то остановился перед дверью. Ручка задергалась.

— Алексей Учитель, — раздался незнакомый Антону мужской голос. — Мы знаем, вы здесь. Выходите, сопротивление бесполезно.

Элегантный посмотрел на братана, приложил палец к губам.

Приободренный Балашов дернулся на своем стуле, пытаясь освободиться от зажимающей рот волосатой лапы, и тут же получил удар под дых. Перед глазами поплыли черные круги.

Элегантный покосился на Антона, пригрозил ему кулаком.

— Ломайте дверь, — донеслось снаружи. Элегантный, держа пистолет на изготовку, еще больше вжался в стену.

— Ну, сука, имей в виду, если мы откроем, хуже будет!

Элегантный не шелохнулся. Загрохотали мощные удары, дверь затрещала.

— Осторожно, он вооружен! — крикнули из коридора.

И, словно в подтверждение этих слов, Алик, у которого не выдержали нервы, бабахнул из пистолета в закрытую еще дверь.

— Ой-е-е! — взвыл за ней кто-то. Алик выстрелил еще и еще. Послышался стук падающих тел. И все стихло.

— Ты с ума сошел! — От сдерживаемой ярости лицо Галины Юрьевны напоминало вареную свеклу. — Что ты себе позволяешь?

Яков Иванович, напротив, внешне был совершенно спокоен.

— Галя, — почти ласково сказал он, дождавшись кратковременной паузы в гневном монологе заместительницы. — Я получил возможность не прогибаться перед каждым дерьмом, и я ее с удовольствием использую.

— Какую возможность? Какую возможность?! — схватилась за голову Галина Юрьевна. — Яков, ты еще ничего не получил! Где они, твои акции, покажи мне их! Где мой пакет, который ты мне пообещал? Где? Я хочу подержать его в руках!

— Скоро подержишь…

— Яша, Яша, ты же знаешь Тимура и всю эту публику. Сегодня у них одно, завтра — другое. А ты так разговариваешь с Олегом Витальевичем! Ты сук рубишь, на котором сидишь.

— Успокойся, все будет хорошо.

— Ничего не будет! — истерически выкрикнула Загребельная, и ее мощный подбородок задрожал. — Ты вас убиваешь собственными руками, — сказала она срывающимся голосом. — Только-только начали налаживать с Булгаковым отношения после истории с этой американкой, только-только все стало входить в привычную колею — и вот… Я вчера так порадовалась, что ты поставил на место этого Крахмальникова, ну, думаю, наконец порядок наступит… Нет! Ему вздумалось погрызться с самым нашим надежным спонсором!

— Знаешь, что говорят англичане? Не клади все яйца в одну корзину. Ты.., как бы это помягче, Галя, ты провинциальна, что ли…

— Я?! Теперь я уже и провинциальна?!

— Да. Что ты зациклилась на этом Булгакове? Найдутся другие спонсоры. Мы еще не до конца Газпром раскрутили, израильские партнеры просят разрешения открыть спутниковый канал на нашей базе…

— Они просят? Это ты их просишь!

— И что? Они соглашаются.

— Яков, ты нас в гроб загонишь!

Она отвернулась к окну и всхлипнула. Гуровин глядел на ее круглые вздрагивающие плечи, и у него не было ни малейшего желания подойти и утешить свою верную подругу.

Галина Юрьевна утерла глаза, подкрасила помадой губы, поправила на груди блузку и повернулась к Якову Ивановичу. Вид у нее был трагический.

— Что ж, — произнесла она. — Я тебя предупредила. Случится беда, на мою поддержку не рассчитывай.

И гордо зашагала к двери.

— Вернись, — тихо сказал Гуровин. — Что ты тут понакалякала? А? Что это? — Он взмахнул листком со списком на сокращение.

Загребельная вернулась.

Яков Иванович жирно красным карандашом вычеркнул из “черного списка” вторую секретаршу, режиссера Игоря Червинского, занес было руку над фамилией редактора отдела рекламы и маркетинга Макаровой, но подумал и оставил как есть. Загребельная заглянула в список:

— Я категорически настаиваю на том, чтобы сократить одну единицу секретаря. И от Червинского проку никакого.

— Я же сказал — нет! — громыхнул Гуровин и стукнул ладонью по столу. — И закроем эту тему.

— В таком случае, — сказала Галина Юрьевна, гневно раздувая ноздри, — если здесь действует авторитарный стиль руководства, если с моим мнением не считаются, я пишу заявление об уходе. — Она выдержала паузу, ожидая реакции Гуровина.

— Как будет угодно, — сухо откликнулся Яков Иванович. — Люба! — позвал он, когда дверь за Загребельной с грохотом закрылась.

На пороге выросла хорошенькая секретарша.

— Булгаков здесь еще?

— Сейчас узнаю.

Она исчезла в приемной, связалась со студией, снова заглянула в кабинет:

— Нет. Только что ушел.

— Очень хорошо, — потер руки Гуровин. — Принеси-ка мне чаю…

Люба отправилась выполнять просьбу шефа. В приемную, как-то потерянно озираясь, вошел Крахмальников, взялся за телефонную трубку.

— Как у нас милиция? — спросил он.

— Милиция? 02, — ответила Люба. — А что случилось, Леонид Александрович?

— Там.., это… — Крахмальников неловко показал на дверь. — Убили.., э-э…

— Кого? — выронила чашку с горячим чаем Люба.

От этого звука Крахмальников словно очнулся. — Всех! Всех!!! — задыхаясь, прокричал он. Всех поубивали! Всех четверых!

За дверью по-прежнему было тихо.

Алик дунул на дуло пистолета. Братан оторвался наконец от Антона и на цыпочках приблизился к Тичеру. Некоторое время они стояли молча, прислушиваясь к тому, что творится снаружи. Потом бритоголовый тихонько потянул на себя дверную ручку.

Все дальнейшее Антон видел урывками.

Не успела отвориться дверь, как ребята в масках, лежащие на полу в коридоре, открыли такой шквальный огонь, что Алика и братана изрешетило, как сито.

Антон зажмурился, прощаясь с жизнью, потому что пули так и свистели по комнате, а когда открыл глаза, увидел родное лицо Захарова и завизжал от восторга. Прямо на него была направлена камера оператора Ивана Афанасьевича.

На полу хрипел Элегантный — Алексей Учитель.

Тима ошибся, Алик не собирался его обманывать. Он нашел Казанцева и организовал покушение на Булгакова.

Но теперь это было уже неважно. Тичера увезли, оставив только обведенный мелом контур его тела на полу.

— Да, блин, история, — почесал в затылке Альберт. — А мне нужно было этого самого Алика разыскать…