Побочные эффекты - Ирина Градова

– Настасья, ты знаешь парня по имени Евгений? Он из новеньких…

– Женька-красавчик, что ли? – перебила девушка. – Конечно, я его знаю! А что?

– Просто скажи мне, все ли с ним в порядке.

– Вы его знакомый? – спросила она, зачем-то понизив голос.

– Родственник.

– Ой, вы его отец, да? – словно испугавшись внезапного озарения, Настасья прикрыла рот рукой.

Черт бы побрал ее догадливость!

– Так вы здесь из-за него, да – из-за Жени? – спросила она. – Хотите его забрать, вот и поселились у Африканыча?

– Типа того, – быстро согласился Мономах, решив не раскрывать всех карт девице, которая может еще и передумать. – Так ты знаешь, что с ним?

– За ним Наталья ухаживает…

– Ухаживает?! – Мономах похолодел. – Он что, болен?

– Честно говоря, не знаю, что произошло, но, по-моему, это не туляремия.

– Откуда ты знаешь – Наталья рассказывала?

– Нет, из нее слова не вытянешь – скрытная она! Я сама докумекала, что не в этом дело. Накануне Женя вместе с несколькими другими прихожанами ходил в «Дом Ангела».

– Да, он что-то говорил об этом… – ответил Мономах и тут же осекся. И не зря. Настасья выкатила глаза:

– Говорил? Вы что, встречались?!

– Не спрашивай, ладно? – взмолился Мономах. – Потом расскажу. Так что…

– Что-то там произошло, в «Доме Ангела» – не знаю, что именно. Только вот Женьке после этого было очень плохо, и отец Досифей приказал Наталье за ним присмотреть. Вот и все, что мне известно, честно!

И она по-прежнему прибавляет к имени Досифея слово «отец»… Что ж, Мономах догадывался, что могло случиться – после того, как Суркова рассказала ему о методах Досифея доводить людей до состояния невменяемости! Слава богу, что Артем не подхватил туляремию – пусть и не чума, но тоже болезнь не из приятных и вполне может привести к летальному исходу, если вовремя не начать лечение.

– Честно говоря, у нас такое не впервые, – продолжала Настасья, задумчиво глядя на собеседника.

– Что – не впервые?

– Ну… Я сама-то ни разу в «Доме Ангела» не бывала, но пыталась расспрашивать тех, кто туда ходил.

– И что?

– Никто почему-то ничего путного рассказать не мог, как будто бы им память напрочь отшибло! – Настасья обиженно надула губки. – Это плохо, ведь Досифей предлагает посетить «Дом Ангела» в качестве награды, и мне хотелось бы знать, что там происходит! Но все твердят, что видели Ангела, только почему-то ничего из того, что он говорил или делал, не запомнили… Странно, да?

– Не то слово! – согласился Мономах. – А почему ты сказала, что такое уже случалось?

– Некоторым становится плохо в «Доме Ангела». Отец Досифей говорит, что они, видимо, еще не готовы принять его… Одна женщина недавно пропала после визита в «Дом Ангела».

– В самом деле?

– Отец Досифей сказал, что она решила вернуться к мирской жизни после того, как узрела ангела: он утверждает, что тот каждому говорит свое и его советы могут быть самыми разными… Только вот мне не верится, что Анна решила покинуть общину: она ведь потеряла всю семью, и здесь ее приняли хорошо!

– Так что же, по-твоему, с ней произошло?

– Понятия не имею, но мне кажется, что-то плохое. Отец Досифей говорит, что иногда ангел может разозлиться, и тогда… В общем, что угодно может случиться!

После откровений Настасьи Мономах уже не был уверен в том, что возвращение девушки в медицину – хорошая идея: с такими воззрениями, как у нее, будет, пожалуй, трудно снова влиться в общество студентов-медиков! С другой стороны, возможно, сказывается долгое пребывание в общине и влияние Досифея, который, судя по всему, является личностью харизматической, если верить Артему и Сурковой, и, если Настасья окажется предоставлена самой себе, и «отец» перестанет довлеть над ней, может, все вернется на круги своя?

– Ладно, – сказал он, решив, что дальнейшая беседа с девушкой будет тратой времени. – Пойду, пожалуй, навещу Досифея… Как его найти?

– Идите к храму, а там спросите кого-нибудь и вас к нему проводят!

Церковь была видна в общине с любой точки. У входа никого не оказалось, и он вошел. Внутри находилась лишь одна пожилая женщина – она занималась уборкой. При виде Мономаха она разогнула спину и подошла.

– Вы доктор, да?

Похоже, слухи здесь распространяются со скоростью света, и каждая собака в общине знает его в лицо!

– Точно, – ответил он. – Досифей на месте?

– Отец Досифей, – мягко поправила его женщина.

– Может, вам он и отец, а мой дома, вместе с моей матерью.

Мономах и сам не понимал, почему так резко ответил той, кого даже не знал: видимо, раздражение и злость на лжесвященника выплескивались наружу помимо его воли. Женщина даже отступила на пару шагов, удивленно глядя на него – она не ожидала такой реакции.

– Где Досифей? – повторил Мономах, не собираясь извиняться: если у этих людей такая овечья покорность и желание исполнять прихоти мошенника, пусть так и будет, и не ему, Мономаху, менять их мировоззрение!

– Он… в ризнице, – пробормотала женщина. – Но он сейчас не принимает, у него посетитель… Уже часа два!

– Ничего, – бросил Мономах, направляясь к боковой двери, расположенной за алтарем, на котором стояла огромная статуя ангела со сложенными крыльями, – меня он примет!

Женщина потопталась на месте несколько секунд, а потом быстро зашагала к выходу.

Подойдя к двери, он толкнул ее – не поддалась. Значит, Досифей заперся там с кем-то, не желая, чтобы их беспокоили? Тогда Мономах постучал – громко и настойчиво – ноль реакции. Обернувшись, он принялся искать глазами уборщицу, но она, видимо, сочла за лучшее покинуть церковь – возможно, побежала за помощью. Ну и ладно! Он снова принялся стучать – вернее, колотить открытой ладонью в полотно тяжелой дубовой двери, но ответа не получил. Не услышал он и никаких звуков с другой стороны двери, и вот это уже было странно. Если Досифей находился внутри, да еще и не один, он бы как-то обозначил свое присутствие, а не затихарился в надежде, что посетитель ретируется! Наоборот, скорее всего он выскочил бы и наорал на любого, кто рискнул побеспокоить его, в то время как он приказал этого не делать. О том, чтобы взломать дверь, не могло быть и речи – для этого потребовался бы таран!

– Эй! – решил рискнуть Мономах, заорав во всю силу своих легких. – Досифей, открывайте немедленно, иначе вся ваша община вымрет от тяжелого инфекционного заболевания – в ваших интересах впустить меня!

Он всем телом навалился на дверь, и неожиданно она поддалась, и Мономах буквально влетел в небольшую, богато обставленную комнату, являвшуюся одновременно ризницей и, видимо, рабочим кабинетом Досифея. Однако самого «батюшки» он не увидел, так как едва не налетел на того, кто его впустил. Перед большим резным столом, на котором горделиво разместился антикварный письменный прибор из бронзы, стояла высокая фигура в толстовке с капюшоном, почти полностью скрывавшим лицо. Но не это заставило слова Мономаха застрять в горле, а то, что торчало с другой стороны стола – человеческая нога в дорогом кожаном, начищенном до яркого блеска ботинке!