Семья Мускат - Исаак Башевис Зингер

Первой выехала на лето из Варшавы Царица Эстер. Сразу после пасхальных праздников она стала жаловаться, что глисты вгонят ее в могилу. Варшавский воздух, говорила она, такой спертый, что его впору ножом резать. Платья, которые она пошила себе зимой, теперь с нее падали — так сильно она похудела. От ее дочерей, Мины, Нешы и Гутши, да и от сына Манеса тоже остались кожа да кости. Йоэл скис. Прожить в городе все лето в полном одиночестве он не мог, но и терпеть три месяца нескончаемую женскую болтовню, жить на свежем воздухе, среди лесов и полей тоже было выше его сил. Йоэл любил говорить, что нет на свете ничего глупее, чем выезжать с семьей на лето за город. Когда жарко, с тебя льет пот, все равно в городе или в деревне, а от ночного ветра ничего не стоит простыть. Однако с мужем Царица Эстер особенно не считалась и делала все по-своему. В первые же летние дни перед домом Йоэла останавливались две повозки, они доверху набивались постельным бельем, летними туалетами, сковородами и кастрюлями, посудой и сумками с провизией. Кучера жаловались, что вещей слишком много и старые клячи не сдвинут повозки с места. Кроме того, всегда существовала опасность, что груженные скарбом повозки дорогой перевернутся. Но Царица Эстер не унималась, и прислуга выносила из дому все новые и новые вещи: вазу, шифоньер с бельем, мешок старой, уже проросшей картошки. Самовар почему-то всегда оказывался последним: его водружали на самый верх и привязывали веревкой, чтобы он, не дай Бог, не свалился. Одноглазая собака дворника истошно лаяла. Мальчишки выдергивали волосы из лошадиных хвостов. Не столь обеспеченные, как Царица Эстер, домашние хозяйки высовывали из окон бритые головы в париках и злобно шипели:

— На природу выезжают! Не знают, куда деньги девать.

По настоянию Салтчи, страдавший диабетом Натан должен был покинуть город раньше остальных. День отъезда выдался теплый, но Салтча заставила мужа надеть под сорочку теплую нательную фуфайку и застегнуть пальто на все пуговицы. Царица Эстер обвинила Салтчу в том, что на дачу она выезжает ради себя, а вовсе не ради Натана: на свежем воздухе аппетит у него разыграется еще больше, а ведь есть ему почти ничего нельзя.

Пиня ехал за город в основном потому, что ни у одной из четырех его дочерей не было жениха. Известное дело, девушке проще подыскать себе спутника жизни «на выезде», а не в Варшаве, где она большую часть времени проводит дома и у будущего супруга нет никакой возможности на нее взглянуть. По той же самой причине выезжала на дачу и Хама. Белла была уже не первой молодости, да и у Стефы дела обстояли не лучшим образом; за ней, правда, ухаживал какой-то студент, но Хама была от него не в восторге. Да и потом, какой смысл жариться в Варшаве? Абрам бывал дома редко: дни и ночи он проводил с этой своей Идой Прагер. Правда, до Хамы доходили слухи, что Ида ему надоела и он уже посматривает по сторонам. Как бы то ни было, летом Абрам, как и все, живущие в Варшаве, будет приезжать на дачу на выходные, и, может даже, не с пустыми руками.

Даша ехала за город по настоянию доктора Минца, а кроме того, из-за этого идиота Нюни дома все равно житья не было. Что может быть лучше, чем улечься в гамак, сунуть под голову подушку, нацепить на нос очки и читать еврейскую газету! Читала она все подряд: новости, сенсационные очерки, рассказы с продолжением. Чего только в газете не было! И что говорили чиновники в Петербурге, и какую жизнь вели Ротшильды в Лондоне, Париже и Вене, и кто недавно умер в Варшаве, и кто на ком женился и с кем помолвлен. В газете писали, как живется евреям в таких далеких странах, как Йемен, Эфиопия и Индия, какие блюда предпочитает дядя государя императора Николай Николаевич.

Ривка, служанка, сменившая Шифру, которая теперь работала у Адасы, приносила ей чашку какао, пирожные и блюдечко с засахаренными фруктами. Даша ополаскивала руки из кувшина с водой, который всегда находился рядом, читала молитву и укрепляла свой дух пищей земной. Затем ставила поднос на землю и вновь откидывалась на подушку. Здесь, за городом, спина и кости болели не так сильно, как в Варшаве, да и желчный пузырь беспокоил меньше. Плохо было только одно: рядом с ней жила Лея. Этим летом муж Леи Мойше-Габриэл находился со своим сыном Аароном в Бялодревне. Ни для кого не было секретом, что дело шло к разводу, и злые языки поговаривали даже, что, как только развод состоится, Копл уйдет от жены и они с Леей поженятся. У Даши мороз пробегал по коже, когда до нее доходили эти сплетни. Не хватало только, чтобы Копл стал ее зятем! Даша никак не могла привыкнуть к резкому голосу Леи, раздававшемуся с ее дачи, к патефону, который Лея привезла из Варшавы, чтобы день и ночь слушать пластинки с эстрадной музыкой и пением кантора. Не могла привыкнуть к ее блузкам с короткими рукавами и коротким платьям — голые ноги торчат, как у неверующей! Молодая девушка еще себе такое позволить может, ей простительно. Но Лея?! Она что, из ума выжила? Или считает себя намного моложе Даши?

Даша закрывала глаза и погружалась в сон. Все эти годы она жаловалась на своего свекра, считала его грубым и бессердечным. Теперь же, когда его не было в живых, она начала его понимать. Состояние еще не поделено. Копл по-прежнему всем распоряжается. Лея держится вызывающе. Царица Эстер и Салтча строят из себя знатных дам. Абрам ведет себя совершенно непристойно. И даже ее собственный муж Нюня при жизни старика обращался с ней приличнее. А ее единственное дитя, ее Адаса? Даша старалась об этом не думать. Она ведь больная женщина. Каждый день жизни — это подарок небес. Какой смысл есть себя поедом? Нюне только этого и надо; ждет не дождется, когда она навек закроет глаза.

2

Письмо Адасы Асе-Гешлу

«Дорогой Аса-Гешл,

сегодня, совершенно случайно, я обнаружила твой адрес. Ты, вероятно, все про нас знаешь. Сама не понимаю, зачем пишу тебе это письмо. Это ужасно глупо, и я не жду ответа. У тебя есть жена, у меня муж. Я слышала, что ты устроил свою жизнь, — хорошо, что хотя бы один из нас добился цели. Не сомневаюсь: ты не совсем выбросил меня из головы. Ты же философ и знаешь, что прошлое уничтожить нельзя. Воображаю, как ты удивился, когда узнал, что я собираюсь замуж. Пусть же это будет лишним доказательством того, что женщины — существа непостоянные. Я всегда сознавала, что к людям ты относишься с презрением, и это огорчало меня больше всего. Я не вставала с постели несколько недель. Ждала смерти, которая бы положила конец моим страданиям. Ты же молчал — и я отчаялась. К тому, что произошло, мои родители отношения не имеют. Виновата во всем я одна. Когда я увидела, что дорога к счастью для меня закрыта навек, я выбрала путь прямо противоположный. Еще ребенком я знала, что в решительный момент я не справлюсь.

Как ты? Чем занимаешься? Учишься в университете? Познакомился ли с интересными людьми? Швейцария и в самом деле такая красивая страна, какой ты ее представлял? Когда я вспоминаю наше путешествие, мне начинает казаться, что все это происходило во сне. На обратном пути у меня была возможность видеть великое человеческое страдание. Гуляя по Павье и Длугой, я не могла вообразить, что настанет день, когда за решеткой окажусь я сама. Я рада, что знаю теперь, каково это.

Здесь все по-прежнему. Мама нездорова и почти все время пребывает в дурном настроении. Отец много времени проводит с дядей Абрамом. Еще совсем недавно они не разговаривали, а теперь дружат опять. Я живу на Гнойной, и чувства испытываю соответствующие. Летом езжу на дачу под Отвоцк. Там я, по крайней мере, могу побыть наедине со своими мыслями.