АЛЛЕГРО VIDEO. Субъективная история кино - Петр Шепотинник

— Нелегкая участь досталась вашим актерам. Как вы объясняли им, чего хотите добиться?

— Меня восхитило, что мои актеры отличились таким же бесстрашием, по крайней мере на вид, жаждой приключений. Актерам, которых мы пригласили в проект, пришлось играть перед зрителями, то есть кто угодно мог приехать в Париж и посмотреть, как они играют, любой житель Монреаля мог поглядеть на съемки, а они не смущались, эти ребята могли бы с тем же успехом играть в торговом центре. И у них всё прекрасно получалось.

— Сколько в этом фильме слоев?

— В смысле, как в торте?

— Ну да.

— Ну не знаю, может, стоит заставить вас пересмотреть фильм еще разок да посчитать? Нет, я не настолько жесток. Там много уровней. Кажется, что не больше девяти, но фильм то поднимается выше, то спускается на новый уровень. А потом есть еще несколько кульминаций, которые я не включаю в число уровней, хотя это, может, и не уровни вовсе. Не знаю. Ну, скажем, 16. Или 28. Как-то так.

— Мне кажется, вы — единственный режиссер, который мог бы правильно снять «Алису в Стране чудес».

— Интересно. Ну, учитывая, что «Алиса» Бёртона — второй самый кассовый фильм в истории, а я его терпеть не могу… Я думаю, эту идею пока придется отложить, но спасибо. Это моя любимая книга, она поистине прекрасна.

— А актер, который играл главную мужскую роль, канадец…

— Да, он из франко-канадской плеяды звезд. Рой Дюпюи, он заметная фигура. Совершенно замечательный. Я его обожаю. Никогда раньше не встречал таких актеров. Наверное, никого не пришлось убеждать так долго. В Париже для этого нужно было просто вместе пообедать или выпить кофе. А тут мне пришлось поехать к Рою в гости. Мы провели там три часа, и в итоге он сказал, что «подумает». И когда через пару дней он связался с нами и сказал, что согласен, я был очень взволнован, потому что он держал нас всех в напряжении. А я не люблю, когда актер, которого я хочу видеть в фильме, держит меня в напряжении больше двух суток. Мне нужен был только он и никто иной. Мы надеялись, что он согласится, так что мы были очень рады.

— Сколько в вашем фильме жанров? Или для вас есть только один жанр, жанр Гая Мэддина?

— Да, наверное. Я составил большой список жанров и не претендую на то, что он полный, потому что мы с вами сегодня столкнулись с жанром «предупреждения о сифилисе», о котором я напрочь забыл, так что в списке его нет. Есть что-то от мелодрамы, от фильма ужасов… не знаю. Мы сняли и вестерн, но мы оставим его для интерактивной части. Не знаю. Жанр «жертвоприношение девственницы вулкану». Кино для детей, война бойскаутов…

— Эротика?

— Отчасти. Сексплуатация. «Как принимать ванну» — это не просто инструкция, это фильм, основанный на сексплуатации в кино. В фильме сравнивалось, как принимает ванну замужняя женщина, имеющая сексуальный опыт, и как незамужняя, девственница пытается помыться. Что-то вроде двинутого на сексе образовательного фильма, снятого, предположим, в 1937 году и затем утерянного. Там немного обнаженного женского тела, потом этот бомж с улицы Бауэри, принимающий ванну… Я теперь уж и сам не знаю, во что вылилась история, пройдя, так сказать, через нас. Да какая там к черту сексплуатация! Там всего-то полтора соска, да и все.

— В какой степени в фильме «Капли дождя на раскаленных скалах» вы идете вслед за автором пьесы, которую выбрали для экранизации — Райнером Вернером Фассбиндером, а в какой степени вы спорите с ним?

— Прежде всего я хочу сказать, что совершенно не собирался снимать фильм вместо Фассбиндера, я попытался сделать именно экранизацию пьесы Фассбиндера. Войдя в мир Фассбиндера, я хотел снять чисто французский фильм, так же как, скажем, итальянский театральный режиссер мог бы поставить Шекспира. Фассбиндер написал эту пьесу, когда ему было 19 лет, и я думаю, что, если бы он сам стал ее переводить из театральной плоскости в кинематографическую, он сделал бы это совсем по-другому. Я же сделал фильм с позиции человека моего поколения, сквозь призму пережитого мною и никем иным, а у него же наверняка было другое отношение к этой истории. Я хотел сохранить Германию Фассбиндера, но при этом сохранить и мою французскую точку зрения. Если же я попытался бы снять фильм в манере Фассбиндера, я наверняка почувствовал бы себя раздавленным, уничтоженным его мощным стилем. Я сохранил в пьесе прежде всего отношения между двумя мужчинами, но изменил отношения с женщинами, потому что героини были довольно ничтожными, бесцветными. Поэтому мне кажется, что я в каком-то смысле подпитывался всем творчеством Фассбиндера, акцентируя некоторые моменты, которые в пьесе прописаны не были. Я сознательно стремился к такому же клаустрофобическому ощущению зрителей, находящихся в ограниченном пространстве, в фильме это рождает ощущение пребывания в заключении. Я хотел снять так, чтобы зрителям показалось, будто они находятся в аквариуме и наблюдают за плавающими в нем рыбками, а в другие моменты — будто они следят за этими рыбками, находясь снаружи, возле аквариума. То есть то изнутри, то снаружи. А главное заключается в том, что, как мне кажется, Фассбиндер не верит в любовь. А я в любовь верю. У Фассбиндера очень мрачное видение мира, его персонажи стараются властвовать друг над другом, использовать тех, кто слабее, у него очень пессимистическое мироощущение. Вообще кажется удивительным, что в 19 лет он мог иметь такой взгляд на человеческие отношения, такое отношение к любви, ведь в этой пьесе он совершенно не верит в любовь.