Прекрасная Катрин - Жюльетта Бенцони

– Моей прекрасной земле грозит разорение из-за алчности Ла Тремуйля, поправшего все законы! Я должен быть там как можно скорее! Время гонит меня! Да, время гонит!

По беррийской земле, более или менее защищенной благодаря постоянному пребыванию короля, путники ехали без приключений. Еды было мало, и стоила она дорого, однако золото Жака Кера открывало лари с мукой и подвалы с вином. Меховщик был не только смел, но и щедр – и он с негодованием отверг предложенную Арно расписку. Теперь на постоялых дворах они могли заплатить даже за курицу или индюка. Но все изменилось, когда маленький отряд углубился в пределы разоренного войной Лимузена. Это был полудикий пустынный край. Высокие холмы сменялись обширными равнинами, за громадными оврагами начинались болота, в мутный лед которых вмерзли сухие стебли камыша. Этот унылый зимний пейзаж производил зловещее впечатление. Деревень было очень мало, и они прятались в лощинах, поросших кустарником, словно хотели скрыться от беспощадного неба. Маленькие грязные церквушки были простодушно покрыты соломой. Крестьяне в былые времена сеяли рожь, репу, капусту и даже пшеницу. В низинах, где было посуше, выращивали виноградную лозу. Но столько вооруженных людей истоптало землю Лимузена! Англичане, арманьяки, бургундцы, наемники и просто разбойники, причем союзники зачастую оказывались еще более алчными, чем враги! Край запустел и одичал, весь скот был вырезан или пал от бескормицы. Лимузен медленно умирал в черных когтях голода.

Катрин уже давно забыла, с какой радостью покинула Бурж, пускаясь в долгий путь к новому семейному очагу. Когда же она увидела эту несчастную землю, ее охватило отчаяние. Дорога и прежде была для нее чрезмерно трудной. Теперь с каждым шагом Морган нарастала тяжесть, давившая ей на грудь. Ее угнетали эти пустынные, заросшие сорняками поля, эти полуразрушенные и обгоревшие черные замки. Если им удавалось встретить живого человека, он сломя голову бежал от вооруженных людей; когда же кто-нибудь подходил поближе, то во взгляде его читалось отчаяние затравленного зверя. Люди превратились в волков. Но молодая женщина быстро поняла, что свирепее всех волков были гасконцы Эскорнебефа.

Когда подошли к концу запасы провизии, ежедневное пропитание стало делом необыкновенно трудным. Нужно было добывать пищу, и это влекло за собой задержки. Дни были коротки, темнело рано, ночью передвигаться было невозможно, поскольку овраги и полузамерзшие болота представляли собой нешуточную опасность.

В довершение всего Катрин чувствовала, что находится на пределе сил. Это долгое тяжкое путешествие вымотало ее. Все тело болело, и по ночам, когда она отдыхала в объятиях Арно, ей почти не удавалось заснуть. Начали сдавать и нервы. Однажды вечером между Катрин и Арно вспыхнула первая ссора.

Они остановились на ночлег в полуразрушенной часовне, неподалеку от густого леса Шамбрьер. Готье, как обычно, нырнул в чащу, с неизменным топором в руке, в надежде подстеречь какую-нибудь дичь. Гасконцы разожгли костер, возле которого уселись Катрин и Сара, а затем также отправились на поиски съестного, оставив в лагере трех часовых. Все были голодны и раздражены. Со вчерашнего дня они ничего не ели, да и последнюю еду трудно было назвать сытной – это была похлебка из каштанов, найденных в заброшенной риге.

В каменной ограде часовни поставили лошадей. Арно занимался лечением захромавшего Рюсто, которому камешек попал в копыто. Катрин грела руки над огнем, а Сара ворошила палочкой угли, стараясь не думать о еде. Внезапно они услышали крики и проклятия. Из-за кустов появились трое гасконцев, которые волокли какого-то крестьянина. Тот отбивался изо всех сил. На поясе у него висели два зайца, пойманных в силки. С воплями и слезами он умолял не отбирать у него добычу, потому что дома умирают с голоду жена и четверо детей. Гасконцы, не слушая, с веселым гоготом тащили несчастного к костру. Катрин вскочила с намерением вмешаться, но ее опередил Эскорнебеф. Все произошло очень быстро. Гасконец поднял огромный кулак и опустил на голову крестьянина. Раздался сухой треск, будто раскололся орех, и бедняга, не успев даже охнуть, упал с проломленной головой к ногам Катрин. Она пошатнулась, отпрянула, однако тут же выпрямилась. В глазах у нее помутилось от бешенства, и она ринулась, словно фурия, на одного из солдат, который, нагнувшись, снимал с пояса убитых зайцев. В мгновение ока вырвав у него добычу, она гневно повернулась к Эскорнебефу.

– Тупая скотина! Как ты смел ударить этого человека? Кто тебе разрешил? Ты его убил… убил ни за что…

Обезумев от ярости, она готова была наброситься на огромного сержанта, когда подбежавший Арно крепко схватил ее за руки и удержал на месте.

– Катрин! Ты сошла с ума? Какая муха тебя укусила?

Из глаз молодой женщины брызнули слезы, и она резко повернулась к мужу:

– Что со мной? Разве ты не видел? Да вот же перед тобой лежит труп. Этот человек убил несчастного крестьянина ни за что, из-за двух зайцев…

И она поддела ногой пушистых зверьков, как будто это были дохлые змеи.

– Он сильно вопил! Клянусь кровью Господней! – вмешался гасконец. – Я не люблю, когда кричат.

– А я, – оборвал его Арно, – не люблю, когда убивают без причин, приятель! На будущее запомни, что бить можно только по моему приказу, но не раньше. И пеняй на себя, если нарушишь мой приказ. А теперь унесите труп и закопайте в ограде часовни, это освященная земля. Сара же пусть займется зайцами, обдерет их, выпотрошит и поджарит.

Отдавая распоряжение, он крепко прижимал к себе Катрин, которая тихо плакала, уткнувшись ему в грудь. Услышав последние слова, она вдруг резко отстранилась от него. Глаза ее расширились, а слезы мгновенно высохли от негодования.

– Вот как? Так ты наказываешь убийцу? И это все, что ты можешь сказать над телом несчастного крестьянина? Похоронить и забыть, не так ли?

– Что я еще могу сделать? Мне жаль беднягу, но, раз он мертв, его надо похоронить. В наше время многие и этого не получают: могилой для них становится желудок волка или ворона…

Арно отвечал с нарочитым равнодушием, вероятно, оттого, что Эскорнебеф кинул на него иронический взгляд, когда уходил, взвалив на плечо тело. Этот тон взбесил Катрин.

– Разве солдат и убийца – это одно и то же? – вскричала она. – Эскорнебеф убил с холодной жестокостью, беспричинно. Ты должен наказать его, как требует закон.

– Не говори глупости, Катрин, – устало промолвил Арно, – у нас и без того мало людей. Один Бог ведает, что ждет нас в Оверни. В конце концов, это всего лишь простой мужик…

Катрин выпрямилась, как от пощечины. Глубокая печаль вошла в ее душу, но на вызов она всегда отвечала с гордо поднятой головой.

– Мужик? – переспросила она с горечью. – Конечно, для тебя и тебе подобных это такая безделица, о которой и говорить не стоит. А для меня это человек!

– Мне подобных? Разве ты к ним не принадлежишь?

Катрин пожала плечами с бессильным отчаянием. Неужели ничто не связывает их, кроме страстной любви, неужели никогда не преодолеть им пропасть, разделяющую наследника сеньоров де Монсальви и дочь ювелира с моста Менял? И как признаться в том, что сейчас она чувствует себя гораздо ближе к этому убитому крестьянину, чем к мужу, чье имя отныне носит?