Принцесса - Джуд Деверо

В 1664 году Ануэн, страстный любитель искусства, облицевал плитами старые каменные стены, расширил дворец, и он стал похож на очень длинную и большую шестиэтажную итальянскую виллу. Старый замок стал восточным крылом: появилась новая, гораздо большая центральная часть и еще западное крыло, не менее великолепное. Ценой катастрофических расходов, почти истощивших казну Ланконии, он выписал из Италии редкий желтый песчаник для облицовки фасада.

В 1760 году принцесса Бансада, жена четвертого сына короля, решила заняться облагораживанием земель вокруг замка после бестактного замечания одной английской герцогини. Конечно, королевство опять залезло в долги, но ей удалось разбить для услаждения своих глаз пышный «садик». Там были дюжины теплиц, круглый год снабжавшие дворец свежими редкими цветами. Парадный парк окружал своей чопорной красотой восточное и западное крылья дворца, и еще был естественный парк, благоуханный розарий и искусственное озеро с изысканным мостиком, перекинутым к домику отдыха для придворных дам и манившим прелестью и уютом лужайкам для августейших прогулок. Были сделаны три бельведера: один — в китайском стиле, другой — в готическом, а третьему был придан вид средневековых руин. Повсюду среди зелени белели статуи — в основном, красивых молодых мужчин. Кто-то едко заметил, что это — любовники принцессы Бансады: когда ее неуемный аппетит выжимал из них все соки и требовал новой жертвы, она просто заливала их алебастром и ставила на пьедестал. Когда принцесса Ария стала подростком, она поняла, что статуи мраморные, и поэтому ехидная байка никак не могла быть правдой.

Под покровом строжайшей тайны лорд-гофмейстер отвез Арию во дворец. Она была под вуалью, и вдобавок на нее натянули несколько слоев тяжелой черной бесформенной одежды, чтобы ее было совершенно невозможно узнать. Она сидела, откинувшись на заднем сиденье лимузина, и молчала. С каждым новым оборотом колеса Ария все ближе подъезжала к дворцу, и она почти физически ощущала притяжение этого места, словно предки звали ее домой.

Да, этот дворец, который постороннему показался бы таким уединенным и чопорным, был ее домом, и глаза ее радовались, глядя на его красоту: яркое солнце заливало своим щедрым светом желтый песчаник фасада и горы позади него под ясным чистым небом. Слава Богу, на лице у нее была вуаль, и ей снова пригодились годы постоянной муштры — они надежно скрывали ее чувства.

Лорд-гофмейстер, который не удостоил ее ни единым словом во время поездки, теперь заговорил, и в голосе его было презрение, словно он отказывался верить, что в голове у нее есть хоть какие-то мозги.

— Вы должны все время помнить, что вы — наследная принцесса. Вы должны держать себя в жесточайшей узде. Вы не смеете расслабляться ни на секунду — даже тогда, когда думаете, что вы одна. Потому что принцесса никогда не бывает одна. Принцессу охраняют, наблюдают за ней и заботятся о ее августейшей особе. — Говоря ей все это, он даже не обернулся — и вы не должны поддаваться дурацкой привычке американцев находить забаву во всем.

Ария уже было раскрыла рот, но быстро спохватилась. Болван, он даже и не представляет себе, насколько ее жизнь стала легче и лучше благодаря чувству юмора. Она улыбнулась, вспомнив про конкурс джиттербага в Гранд Салуне. Может, ей удастся ввести кое-какие из американских фривольных привычек в обиход обитателей дворца. Посмотрим, посмотрим…

Она и Джулиан, подумала Ария… Ей стало интересно, понравилось бы Джулиану жарить гамбургеры у реки. Она бы стряпала барбекю, и вместо того, чтобы одеваться к обеду в длинную противную робу, они натянули бы голубые джинсы. Ее глаза блеснули озорной искоркой: она представила себе, как пытается уговорить двоюродную бабушку Софи надеть джинсы. — Вы меня не слушаете! — рявкнул лорд-гофмейстер.

Опять Арии пришлось прикусить язык. Когда она была принцессой, он всегда был воплощением отеческой заботы и нежности по отношению к ней и ко всей королевской семье. Конечно, до нее доходили слухи, что его недолюбливает народ, но она не обращала на них никакого внимания и не занималась жалобами, приходившими на него. Он был таким добродушным чудесным «дедушкой». Ну как мог хоть кто-то его не любить? Он всегда скромно отказывался жить в большом уютном доме, отданном королем для нужд его, лорда-гофмейстера, ведомства. Тогда Ария была тронута, но теперь она увидела его загородный дом и поняла, что для этого широкого жеста были совсем другие причины. Она поклялась себе, что теперь будет гораздо внимательнее вникать в жалобы народа.

А сейчас он изводил ее скрипучими нравоучениями по поводу ее поведения, ее обязанностей, ее ответственности, говоря ей, что она должна быть машиной, автоматом, который не делает ничего, кроме подмахивания подписи на бумагах и беглого, чисто символического осмотра фабрик.

— А разве эта принцесса никогда не веселится на полную катушку? — громко спросила она, внутренне усмехнувшись, когда он скривился от ее вульгарных слов. — Я имею в виду — у нее, что, нет дружка? Ну, не надо мне заливать! Когда они остаются вдвоем и балуются? Вы знаете?

— Граф Джулиан не… — он почти орал и брызгал слюной, — не «балуется». Он — идеальный будущий муж для Ее Королевского Высочества. Когда вы будете с ним, вы не будете «вдвоем»! Вы никогда не будете с ним наедине, поэтому ведите себя безупречно.

Ария продолжала смотреть из окна. Часть ее «я» жалела принцессу Арию, которой никогда нельзя веселиться. Но теперь она была новой, другой принцессой Арией. Ее американская жизнь изменила ее, а она постарается изменить жизнь во дворце.

Леди Верта уже показала ей план нижнего этажа дворца, но Арии сказали, что лорд-гофмейстер собирается показать ей всю эту уйму комнат, прежде чем отвести ее в ее покои. Он боится, что даже под такой густой вуалью ее могут узнать. Официальная версия, запущенная в народ, гласила, что в конце своей поездки в Америку Ария заболела одной из противных разновидностей гриппа и ее отвезли в частную клинику в Австрии до полного выздоровления. Никто не знал, когда Ария вернется домой, и некоторые уже начали поговаривать, что она умерла.

Лорд-гофмейстер повел ее было во дворец, но Ария остановилась, отказываясь позволить ему идти впереди нее. Он ретировался, бросив на нее взгляд, полный ненависти.

Огромный холл был задуман так, чтобы поразить воображение входящего. Стены и потолок покрывала искусная лепнина. Потолок был изукрашен величественными батальными сценами, восхвалявшими военную доблесть Роуана Великого. На стенах висели дубовые медальоны с гербами всех королей и королев. Герб Арии был на восточной стене; снизу было оставлено пустое место для герба ее будущего мужа. На секунду она подумала: «Какой герб повесил бы сюда лейтенант Монтгомери? Девиз был бы — ДЯДЯ СЭМ НУЖДАЕТСЯ В ТЕБЕ?»

Позади нее лорд-гофмейстер нетерпеливо кашлянул, и она пошла сквозь высокую дверь в зал трофеев — еще одну комнату, призванную внушать благоговейный трепет. На одной из стен висел портрет величиной в двадцать квадратных футов, изображавший Роуана Великого на вздыбленном коне. Так как Роуан не оставил после себя никаких изображений своей августейшей особы, облик могучего воина был всецело создан воображением художника. Дедушка Арии как-то заметил, что Роуан, наверное, выглядел куда более усталым, немытым и грубым, и уж, конечно, не мог носить на себе столько золотых цепей и побрякушек, сколько приписал ему автор портрета.