Святое дело - Виктор Суворов

Данные, добытые военной разведкой, Берия мог получать от Сталина, Тимошенко, Жукова, от начальника Разведуправления Генерального штаба генерал-лейтенанта Ф.И. Голикова. А вот прямо от военного атташе — не мог.

Если бы военный разведчик генерал-майор Тупиков сдуру «радировал» не своим начальникам в Разведывательное управление Генштаба, а в НКВД, т.е. в чужую структуру, то Берия даже под пытками в этом Сталину не признался бы. Для него это было смерти подобно: выходило, что Берия по примеру Ежова подмял под себя военную разведку, и военные атташе докладывают не своим начальникам, а на Лубянку.

Если бы Сталин узнал про такие вещи, то не поздоровилось бы ни Берии, ни Тупикову, ни Голикову.

И уже настоящим анекдотом звучит история о том, что военный атташе, т.е. генерал из РУ ГШ, просил рацию у шефа НКВД. А ведь он, как следует из «документа», не только просил, но нагло требовал! А на каком основании?

Армейский командир генерал-майор Тупиков с чекистами по службе никак не связан. Берия для него не начальник. Василий Иванович Тупиков — командир Красной Армии. Он командовал батальоном и полком, окончил Военную академию им. Фрунзе, был начальником штаба 33-го стрелкового корпуса, затем Харьковского военного округа. С этой должности направлен военным атташе в Германию. Во время войны был начальником штаба Юго-Западного фронта. Погиб в сентябре 1941 года при выходе из окружении в возрасте 39 лет. На протяжении всей своей службы он подчинялся военному командованию, а не чекистам. Чекисты могли строчить на него доносы, но сами приказать ему ничего не могли. Они и арестовать его не имели права. На это требовалось решение Сталина.

Представьте себе, что на фронте воюет стрелковый корпус РККА, и вот командир корпуса обращается с требованием к наркому НКВД: ну-ка подбрось патронов и снарядов! Можно такое представить? Нельзя. У командира корпуса РККА своя линия подчинения, которая венчается наркомом обороны и Верховным Главнокомандующим. Вот к своим командирам и обращайся — докладывай, рапортуй, оправдывайся, проси, требуй. Именно в той же структуре находился и генерал-майор РККА Тупиков. И если командир дивизии или корпуса Красной Армии не может ничего просить и требовать в НКВД, то то же самое относится и к военному атташе.

Но если уж дело дошло до того, что в Разведуправлении Генштаба своих агентурных радиостанций не хватает, то запрос с самого низа, из аппарата военного атташе в Берлине, должен был подняться вверх, и проблема должна решаться на уровне первых лиц двух ведомств — нарком обороны обращается к наркому внутренних дел: поделись, если лишнее завалялось.

Но откуда в НКВД могла быть агентурная рация?

В июне 1941 года агентурной разведкой в глобальном масштабе параллельно занимались две организации: РУ ГШ и Первое главное управление НКГБ. И то, и другое использовали простую и надежную рацию «Север». Разработана она была для полярников, но понравилась и разведчикам. А НКВД в тот момент вел разведку противника только в приграничной полосе силами пограничных войск. Рации такой мощности там не требовались, и в НКВД их не было.

Советскому военному атташе в Берлине обратиться с просьбой или требованием в чужое ведомство к Берии равносильно обращению на полярную станцию с просьбой или даже с требованием: братцы, ну-ка подбросьте рацию, а то моим шпионам не хватает. Но обратиться к полярникам хоть был смысл. Те посочувствовали бы несчастному разведчику и, может быть, подсобили. А обращаться в НКВД — пустой номер. В НКВД в то время такой аппаратуры не держали за ненадобностью.

Военный атташе в Берлине явно не понимал, кто у него начальник, потому обращался туда, где ему помочь не могли, даже если было бы желание.

Кстати, об агентурной связи.

Зарубежные аппараты советской военной стратегической разведки были полностью обеспечены средствами связи. Проблемы возникли после 22 июня 1941 года не потому, что раций не хватало, и не потому, что они плохо работали, а потому, что война планировалась на чужой территории. Главный приемный центр Разведывательного управления Генерального штаба находился в Минске и уже 28 июня 1941 года попал в руки германской армии. При паническом отходе Красной Армии часть аппаратуры и груды совершенно секретных документов не были уничтожены. Это повлекло за собой провалы ряда нелегальных резидентур и агентурных групп. А те разведывательные структуры, которые продолжали действовать, лишились возможности передавать в Москву добытую информацию: фронт откатился на восток почти на тысячу километров, а рация «Север» не была рассчитана на такую дальность.

После войны потребовалось объяснить, отчего же летом 1941 года Генеральный штаб РККА вдруг ослеп и оглох, потеряв связь с важнейшими источниками информации. И родилась легенда: такие мы были отсталые, что у нас в нелегальных резидентурах вообще никаких раций не было.

Для подпора этой легенды были сложены сопутствующие и подпирающие сказания: вот видите, военный атташе в Берлине просил, чтобы Берия выслал ему рацию…

Из «Записки Берии Сталину» следует, что не только военный атташе в Берлине, минул своих начальников, гнал дезинформации в НКВД. Оказывается, что и советский посол «бомбардировал дезинформацией» бедного Лаврентия Павловича.

Но быть такого не могло, потому что не могло быть никогда.

Официальные дипломатические представительства Советского Союза за рубежом прямо и непосредственно подчинялись первому заместителю Председателя СНК, народному комиссару иностранных дел товарищу Молотову Вячеславу Михайловичу. Только ему они слали свои донесения. А народному комиссару внутренних дел товарищу Берии Лаврентию Павловичу они не подчинялись. Потому послы «бомбардировать дезинформацией» чужое ведомство не могли и не имели права.

И уж если послу в Берлине загорелось совершенно секретную внутриведомственную информацию сливать кому-то на сторону, то посылал ее хотя бы в НКГБ товарищу Меркулову, так как Первое главное управление НКГБ в то время занималось политической разведкой во вражеских столицах. А у товарища Берии в НКВД в тот момент не было структур, занимавшихся вопросами внешней политики иностранных государств. Такая задача перед НКВД в тот момент не ставилась и подчиненными Лаврентия Павловича не решалась.

В июне 1941 года, впрочем, как до войны и в ходе ее, Молотов в Советском Союзе был вторым после Сталина человеком и имел гораздо больший политический вес, чем Берия. Самое важное из того, что дипломаты сообщали в Наркомат иностранных дел, Молотов лично докладывал Сталину. Но отнюдь не Берии.

Но допустим недопустимое: официальный дипломатический представитель Советского Союза в Берлине вдруг вздумал напрямую вступить в переписку с чужим ведомством, которому не подчинен, которому эта информации не нужна. Мало того, он решил слать свои донесения тому, кто по своему положению был ниже, чем Молотов — прямой начальник всех дипломатов. И вот Берия, разозленный настырностыо официального советского представителя в Берлине, обращается к Сталину с требованием дезинформатора из Берлина отозвать и примерно наказать.