Долина лошадей - Джин Мари Ауэл

ушей, и это заставляло их уходить на север, где гнуса было заметно меньше. Эйла отмахнулась от нескольких жужжащих возле ее головы насекомых. Она выехала ранним утром, когда в низинах и распадках все еще стояла рассветная дымка. Олени, привыкшие к присутствию других копытных, не обращали внимания на Уинни и ее седока, державшихся на некотором расстоянии от стада.

Эйла продолжала обдумывать план охоты. «Самцы пойдут той же дорогой, что и самки. Стало быть, я смогу на них поохотиться. Я знаю их тропу, но мне нужно подобраться к оленю на такое расстояние, чтобы я смогла вонзить в него свое копье… Может, мне следует вырыть яму? Впрочем, они ее просто-напросто обойдут, а сделать такое ограждение, через которое они не смогут перескочить, я, конечно же, не сумею… Даже страшно подумать, сколько для этого понадобилось бы кустов! Конечно, если погнать на эту яму все стадо, один из оленей туда вполне может свалиться…

Ну и что из того? Как я его оттуда достану? Разделывать убитое животное на дне грязной ямы я больше не хочу. Да что там разделывать – мне и мясо сушить здесь придется! Разве я смогу перетащить его к пещере?»

Весь этот день они так и ехали вслед за стадом, время от времени останавливаясь для того, чтобы отдохнуть и перекусить. Эйла подняла глаза на розовеющие облака. Она оказалась в совершенно неизвестных ей северных землях. Вдали виднелись какие-то заросли, за которыми поблескивала отражавшая алый свет небес полоска воды. Олени один за другим проходили через узкие проходы между деревцами и останавливались, выстроившись в ряд у самой кромки воды, чтобы утолить жажду перед переправой.

Серые сумерки лишили свежую зелень ее яркости, небо же внезапно засветилось так, словно ночь поворотила вспять, решив уйти до времени в иные земли. Немного подумав, Эйла пришла к выводу, что перед ней находилась та же самая река, через которую они уже не раз переправлялись. Она неспешно текла, поражая обилием заводей, плесов и излучин. Эйла решила, что с той стороны реки они смогут добраться до долины, не совершая новых переправ. Впрочем, Эйла могла и ошибаться.

Олени принялись поедать лишайник. Судя по всему, они собирались заночевать на том берегу реки. Эйла решила остаться здесь. Возвращаться назад было уже поздно, к тому же ей все равно пришлось бы переправляться через эту реку, а мокнуть в преддверии ночи ей не хотелось. Она соскочила с кобылы и сняла с ее спины копья и корзины. Прошло совсем немного времени, и на берегу запылал костер, сложенный ею из плавника и сухостоя. Поев крахмалистых земляных орехов, запеченных в листьях, и зажаренного на углях гигантского тушканчика, фаршированного зеленью, она расставила свою низкую палатку, после чего подозвала свистом Уинни и, завернувшись в шкуру, легла под кожаный полог головой наружу.

Облака отползли к самому горизонту. От количества звезд, высыпавших на небо, у Эйлы захватило дух. Казалось, что сквозь черное, испещренное мириадами мелких дырочек покрывало ночи до нее долетали лучи чудесного светила. Креб называл звезды огнями, крайне смущая этим юную Эйлу, силившуюся представить очаги мира духов и тотемов. Она стала искать взглядом знакомое созвездие.

«Дом Медведицы, а над ним мой тотем, Пещерный Лев. Как странно… Они постоянно кружат по небу, но всегда остаются одними и теми же. Может быть, они даже ходят на охоту, а потом возвращаются в свои пещеры… Я хочу убить оленя. Надо спешить – не сегодня завтра самцы будут здесь. И переправляться через реку они будут в этом самом месте…»

Неожиданно она услышала храп Уинни, почувствовавшей присутствие какого-то четвероногого хищника. Животное отступило к костру.

– Уинни, что там такое? – спросила Эйла, используя звуки и жесты, неизвестные членам клана.

Она умела издавать звук, неотличимый от тихого ржания Уинни. Умела тявкать по-лисьи, выть по-волчьи и с недавнего времени свистеть, копируя пение самых разных птиц. Многие из этих звуков стали составной частью созданного ею языка. Она уже не вспоминала о клане, где люди предпочитали молчать и посматривали на нее с явным осуждением. Она действительно сильно отличалась от них – для нее произношение звуков являлось совершенно естественным средством самовыражения.

Желавшая обезопасить себя лошадка встала между костром и Эйлой.

– Эй, Уинни! А ну-ка отойди! Ты от меня тепло заслоняешь!

Она поднялась на ноги и подбросила в костер дров. Почувствовав волнение животного, она ласково потрепала его по холке. «Посижу-ка я, пожалуй, около костра, – подумала она. – Хотя этот хищник – если, конечно, причина в нем – с тем же успехом мог бы напасть и на оленей, тем более что там огня нет… И все-таки неплохо бы подбавить дров…»

Она опустилась на корточки и, бросив в костер несколько поленьев, проводила взглядом сноп взметнувшихся искр, которые постепенно гасли в темноте небес. Звуки, послышавшиеся с того берега, говорили о том, что один или даже два оленя пали жертвой неведомого хищника, который мог принадлежать и к семейству кошачьих. Это напомнило ей о том, что и она собиралась охотиться на оленей. Эйла отогнала лошадь в сторонку, чтобы взять новую порцию дров, и тут же ей в голову пришла неожиданная мысль.

Немного позже, когда Уинни заметно успокоилась, Эйла вновь улеглась возле костра, завернувшись в свою теплую шкуру, и принялась размышлять. План был настолько необычен и смел, что она не смогла сдержать улыбки. Прежде чем заснуть, она успела продумать все его детали.

Утром они перебрались на другую сторону реки. Оленей там не было уже и в помине. Однако Эйла не стала преследовать их, вместо этого она развернула Уинни и галопом направила ее в направлении долины. Ей следовало позаботиться о массе самых разных вещей, без которых ее план терял бы всяческий смысл.

– Вот и все, Уинни. Разве тебе тяжело? Конечно нет… – подбадривала Эйла кобылку, тащившую за собой тяжелое бревно, что было привязано ремнями и жилами к широкой полоске кожи, охватившей грудь лошади.

Вначале она пыталась надеть эту полоску на голову животного, вспомнив о шлейке, которую использовала для переноски тяжелых грузов. Однако она тут же поняла, что голова лошади должна оставаться свободной, шлейку следует надевать ей на грудь. Это явно не понравилось молодой степной лошадке, то и дело норовившей сбросить с себя стеснявшие ее ремни. Эйла же исполнилась решимости довести задуманное до конца, поскольку от этого в конечном счете зависел успех предстоящей охоты.

Идея эта пришла к ней в тот момент, когда она решила подбросить в костер дров, чтобы