Тайник - Тоби Болл

Фрингс ожидал, что в этом месте Панос отпустит какую-нибудь шпильку в его адрес, но тот промолчал.

— Для осуществления этого проекта Генри отрядил своего подручного, Смита. Тот поставил надсмотрщиков из числа тех же «фермеров», чтобы следили за порядком и держали парней в страхе. Люди Смита приезжают на «фермы», забирают урожай и привозят травку в Ист-Сайд, где ее толкают цветным и тем белым, которые отваживаются там появляться.

— Таким, как ты, например, — вставил Панос.

— Именно. Они присваивают все эти денежки, выделяя какие-то крохи психушке и сиротским приютам.

— Кто, кроме Генри, в этом участвует?

— А ты как думаешь? Все та же компания: Блок, Альтабелли, Берналь.

— Это как-то связано со взрывами?

— Думаю, да, хотя это только мое предположение. Парнишка, с которым я встречался, у этих бомбистов вроде вожака. Зовут его Каспер Просницкий. Его отца убил Рейф Граффенрейд, который участвовал в плане «Навахо». Несколько дней назад его прикончили на его же наркоферме. У меня есть сведения, что кто-то рассказал мальчишкам об этом плане, и они решили таким образом заявить о себе и получить то, что им причитается.

— А доказательства у тебя есть? Ты же знаешь, что я не смогу дать этому ход без доказательств. Причем очень веских.

— Есть. И будет кое-что еще.

Панос просиял.

— Ну и мозги у тебя, Фрэнк, черт бы тебя подрал.

— Но, видишь ли, здесь есть кое-какие отрезвляющие моменты.

Кивнув, Панос откинулся на спинку кресла. На его рубашке расплылись темные пятна.

— Они похитили мою женщину.

— Красотку Нору Аспен? — потрясенно спросил Панос.

Фрингс утвердительно кивнул.

— И оставили записку. Там говорилось, что я должен притормозить или ей не поздоровится.

— А ты уперся и стал копать дальше.

— А что было делать, Панос? Если я прогнусь, вряд ли Нору отпустят. Где у них гарантия, что я не примусь за это дело снова, как только получу ее назад?

— Ну ты и влип, Фрэнк. Хуже не придумаешь.

— Отступать некуда. Мне нужен козырь. Я сообщаю Генри о том, что у меня имеется. Прошу отпустить Нору и разыгрываю эту карту. Ему конец, но и она может пострадать.

— Получается, что мы не сможем это опубликовать?

— Не суетись, Панос. Конечно, сможем. Все напечатаем, после того как я получу Нору.

— Но это будет не очень честно.

— Они похитили мою женщину, а я должен изображать из себя святого? Ты что, шутишь?

Панос невесело рассмеялся.

— Да все ясно, Фрэнк. Насколько я понимаю, ты хочешь схлестнуться с нашим уважаемым мэром на сегодняшнем большом торжестве?

— Именно так. Хочу пригвоздить его сегодня, на глазах у всех, чтобы он не смог отвертеться. Нора не должна оставаться там слишком долго.

— И то верно. Ладно, Фрэнк, ты пойдешь на этот праздник. Но будь осторожен. Ради себя и твоей прекрасной Норы.

Выйдя из кабинета, Фрингс обнаружил на своем столе счет из ресторана, на котором было написано:

Дорогой мистер Фрингс.

Я нахожусь под арестом. За мной постоянно следят два человека. Они (вы понимаете, кого я имею в виду) уничтожают улики, содержащиеся в делах. Пишу вам, чтобы вы поняли причины событий, которые могут произойти. Они не в силах уничтожить прошлое, но могут отредактировать нашу память.

А.П.

Фрингс помрачнел. Если улики уничтожают, единственными свидетелями плана «Навахо» будут сами осужденные. Рыжий Генри пошлет к ним своих палачей — и делу конец. Ни свидетелей, ни улик. Он вспомнил свою встречу с Отто Самуэльсоном и Бородой. Возможно, те догадались, что их ждет.

Сотрудники морга Ферала хорошо знали и относились к нему со смесью страха и любопытства, как, впрочем, и большинство муниципальных служащих. Никто не знал точно, кто он такой и какой властью обладает, но за ним стоял мэр, и потому его просьбы выполнялись неукоснительно.

В морге было чисто и светло. Сверкающие белой плиткой стены создавали возвышенную, почти неземную обстановку для временного пребывания мертвых тел. Все три секционных стола пустовали, тела находились в холодильнике за большой металлической дверью. Главный судмедэксперт Пуляткин, толстый коротышка с огромными ручищами, имел довольно странное лицо, которое занимало поразительно много места на его голове.

— Рад вас видеть, сэр, — приветствовал Пуляткин Ферала.

— Я тоже, мистер Пуляткин, — ответил тот, не вынимая рук из карманов, в одном из которых у него был спрятан короткий нож.

— Чему мы обязаны?

— Я ищу пропавшую женщину.

— Да?

— Белая, молодая, около тридцати.

— Это все? Что-нибудь еще о ней знаете?

— Она пропала три-четыре дня назад.

— Пойдемте.

Пуляткин повел Ферала в мертвецкую. Там было всего два градуса выше нуля, и Ферал поднял воротник. Трупы — их здесь было штук сорок — лежали под простынями на четырехэтажных стеллажах.

— Неопознанные у нас здесь, — сообщил Пуляткин, направляясь в дальний левый угол. — Кажется, там есть две женщины. Давайте посмотрим.

Пуляткин отвернул простыню, под которой оказалась разбитая мужская голова.

— Не то, — с нервным смешком произнес он.

Наконец он нашел двух неопознанных женщин и откинул с их лиц простыни.

— Здесь есть та, которую вы ищете?

— Я должен посмотреть поближе.

Сдвинув брови, Пуляткин разрешительно махнул рукой.

— Мне нужно остаться одному, — сказал Ферал.

Такая просьба исходила от него не впервые, и, привычно кивнув, Пуляткин удалился в прозекторскую. Посмотрев на лица, Ферал выбрал женщину, которая слегка напоминала Нору, но выглядела не столь привлекательно. Стащив с нее простыню, Ферал вытащил нож и стал отрезать у трупа мизинец. Кость поддавалась с трудом, но в конце концов он справился. Завернув мизинец в носовой платок, Ферал засунул его в карман пальто и закрыл труп простыней.

Возможно, Пуляткин не заметит потерю пальца. А если и углядит, то вряд ли станет поднимать шум. Раньше Ферал не раз оставался с трупами наедине, устраняя улики, имевшиеся на теле или внутри. Между ним и Пуляткиным было негласное соглашение о сохранении этих манипуляций в тайне. Если Пуляткин и обнаружит пропажу, то, вероятно, подумает, что палец этот указывал на некое лицо, имя которого мэр предпочел бы сохранить в тайне.

Когда Ферал вернулся в прозекторскую. Пуляткин мыл под краном скальпели.