Невинность на спор - Любовь Попова

Останавливаюсь, обнимая себя за плечи. В центре аллеи, где вокруг меня люди, машины, дома. Листья осыпаются. Оставляют голые ветки. И я голая. На потеху всему миру. Миру, которому я не нужна.

Ведь я никому не нужна.

Я очень хотела быть нужной Марку. Поддерживать его во всем. Любить. Но ему ничего не нужно. Ему нужен успех, деньги.

А все что он говорил, все что делал, просто удачно разыгранная партия. Название. «Забей быка». И у него получилось.

Копья. Ножи. Стрелы. Все это во мне, раздирает душу, разрывает грудную клетку, где почти перестало биться сердце.

Зачем. Кому оно нужно? Кому нужна я? Опозоренная, оскверненная, убитая тем, кого любила больше жизни.

«Не делай мне больно»

«Убей, если сделаю»

Кого убить, Марк? Кого мне убить. Да и зачем, когда ты сам прекрасно справился. Воткнулся ядовитой стрелой в грудь, распространяя по телу заразу.

И она уже в мозгу. Она уже влияет на органы, и я понимаю, что еще немного и воздуха не останется. Ты вакачал из меня весь. Выжал как тряпку, делая то, что давно запланировал.

Молодец.

Далеко пойдешь. Высоко полетишь. По головам тех, кто любит тебя.

А я все равно люблю тебя.

И семью свою люблю.

Себя только не люблю, раз купилась на все вот это.

Надела толстые очки и просто купалась в эмоциях, что ты мне дарил. Хороших. Плохих. А теперь очень плохих.

Таких плохих не пожелаешь никому. Как будто внутри термиты и жрут все, что меня наполняло. Радость. Юмор. Смех. Любовь. Счастье.

Как легко было поверить в счастье.

Поворачиваюсь, чтобы еще раз на МГУ посмотреть. Убедится, что Александр Дмитриевич и Саша потеряли меня из виду.

Я точно потеряла. Себя.

Даже не верится, что я еще от слез не ослепла. Но стираю их в который раз и бреду дальше.

В общежитие. Может быть там Паша. Может быть хотя бы его крик меня оживит. Даст понять, что не все так страшно.

Ну, предал любимый. Ну вырвал тебе сердце. Да, сотни женщин переживают это ежедневно. Сотни женщин гибнут из-за любви. Наверное, если думать об этом должно становится легче. Да? Должно?

Только вот ни хрена не легче. В голове гул усиливается. А картинки двух недель вертятся кинолентой. Кружатся осенними листьями, прилипают, сгорают, только стоит мне их коснуться.

И я хочу вернуться на час назад. На два. Три. Неделю. Чтобы пережить все то, что испытала с Марком снова. Снова. Снова!

Я хочу испытать это снова.

Или…

Не испытывать никогда.

Я не хочу больше видеть образ его улыбки, его глаза, что так алчно обжигали, его руки, что грубой лаской возносили в небеса. Я не хочу думать о том, как теперь будет выкручиваться папа. Я не хочу думать, как смотреть людям в глаза… После такого. Как?

Я просто. Больше. Ничего. Не. Хочу.

И не трогают меня подколы студентов в общаге. И даже напряженный взгляд коменды. Даже отсутствие Паши не трогает.

Закрываю дверь и окунаюсь в тишину комнаты.

Здесь ничего не изменилось за сутки. У нас были только сутки.

Зато в моей груди все раскурочено. Я съезжаю по двери вниз, поворачивая ключ в замке.

Не дай Бог, кто-то придет успокаивать. Не да Бог, придет Марк. Я ведь и убить его могу.

Случайно.

В порыве оглушающего стука сердца в голове.

Прикрываю глаза и просто глотаю слезы.

Лучше отсюда больше не выходить. И интернет не включать. И в окно не выглядывать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А поесть всегда можно шоколад из заначки. Желудок не чуявший еды заныл. Я, тяжело поднимаясь, прохожу пару шагов и усаживаюсь рядом со шкафом.

Выдвигаю нижний ящик.

И даже улыбнуться пытаюсь. Все здесь. Все самое любимое, что всегда выручало из беды.

Никогда не делало больно. Только сладко и спокойно на душе. А я ведь и забыла про сладкое.

Про еду. Про сон. Я хотела быть только с Марком. Растворяться, делать все то, что он скажет. Любую прихоть готова была исполнить.

А он… Он… Но его здесь нет. Никого нет. Только я, тишина и сладкое.

Мне больше не нужно страдать. Мне нужно просто развернуть и откусить этот батончик. Прожевать. И запихнуть в рот новый.

Один. Второй. Третий.

К четвертому, вкуса не чувствую, но голод только растет. Запиваю это все любимой газировкой и методично продолжаю отправлять в рот успокоительное.

Шоколад. Зефир. Орешки.

— Да тут все мои друзья, — улыбаюсь я и почти не реву. Просто раскачиваюсь с тихим смехом и толкаю в рот очередной батончик. Жую и глотаю. Жую и глотаю. Тянусь за следующим и начинаю беситься. Потому что хочу еще!

Потому что я черт возьми голодна! Как еще мне заглушить ту боль, что выжигает такие чудесные зеленые поля моей души. Как, черт возьми?!

От пинка стула падаю на пол, начинаю судорожно глотать воздух. И плакать. Плакать. Плакать. Вспоминать.

Черт…

Но я не хочу вспоминать. Я больше не хочу. Ничего. Ничего. Ничего!

Перед глазами круги, желудок начинает вопить о количестве съеденного, только прибавляя нервным натянутым струнам работы. Поскуливая и держась за живот ложусь, бросаю взгляд на вверх и цепляюсь за крюк.

Шутили же вечно про него. Что у каждого депрессивного русского должен быть такой дома. Иначе зачем еще нужен этот крюк.

Зачем он еще нужен, Даша?

Тебе нужен? Потому что ты больше никому не нужна? – молотит дубиной по башке внутренний голос.

Только вот кажется ты забыла.

Ты никогда никому не была нужна. Так может пора перестать обманывать себя и просто сделать это?

Просто перестать страдать. Жрать. Быть изгоем.

Давай просто перестанем существовать, а?

— Отличная идея, — поднимаюсь решительно и разрываю на двое простынь на кровати. — Просто великолепная идея.