Змея - Бекс Хоган

Никто из нас не знает, что сказать. Она потеряла мужа, деревню и родственников за одну ночь. Олвин сбрасывает плащ и ласково накрывает им плечи женщины.

– Давайте мы отведем вас в другое поселение, – предлагаю я. – Надеюсь, там вы найдете остальных выживших.

Мордекай делает мне знаки, качая головой. Он хочет, чтобы мы продолжали наш путь и больше не задерживались. Я не обращаю на него внимания.

Мы идем под звездами, пропахшие дымом и кровью, пока не доставляем женщину в безопасное место. Она воссоединяется с кучкой выживших родственников, за которыми теперь ухаживают их соседи, мы желаем ей всего наилучшего и, к огромному облегчению Мордекая, наконец-то возобновляем путешествие.

Мы молчим, настроение подавленное. Все измазаны после боя. Меня охватывает внезапная усталость, когда я понимаю, что так и не спросила ту женщину, как ее зовут. Олвин, пытаясь успокоиться, берет меня под руку. Для нее вся эта жестокость еще в диковинку, и я прижимаю ее к себе.

Ночь кажется бесконечной. Открытая пасть отчаяния только и ждет, чтобы поглотить нас целиком. Бесконечность заканчивается, когда Якс притормаживает и предупреждает нас о необходимости соблюдать осторожность:

– Впереди обрыв.

– Обрыв куда? – Мое любопытство оказывается долгожданным отвлечением.

– К твоей гибели, вот куда.

Заметив мой интерес, Мордекай склоняет голову набок:

– Хочешь взглянуть?

– А мне можно?

Я не скрываю сарказма, но он только закатывает глаза:

– Смотри под ноги, хорошо?

Мы стоим на краю утеса и заглядываем в пропасть. Якс не шутил. Ровная земля резко сменяется отвесным спуском до самой долины, простирающейся от подножия. Омытая лунным светом земля внизу сухая, как кость, покрыта серым пеплом и изрезана глубокими трещинами, из которых периодически вырываются сильные струи газа. На дальнем краю долины – огромное обезображенное дерево – не осталось ничего, кроме обугленного ствола, расколовшегося на три угрожающих острия. Вся долина – сплошной вызов: попробуй-ка меня пересечь и выжить.

– Огненные поля, – говорит Астрид, хмурясь при виде моей реакции.

Похоже, она уже видит, как я принимаю этот вызов, точно комар, которого притягивает вода.

– Почему они так называются? – спрашивает Олвин.

– Сейчас они спят, но вы видите отверстия, откуда поднимается газ? Раньше они плевались огнем. Поскольку долина – самый простой путь для любой армии, наступающей на дворец, они служили прекрасной защитой.

– А с деревом что случилось? – Я не могу оторваться от него: сломанного, но в силу этого еще более опасного.

– Оно так и называется – Молния, – поясняет Мордекай. – Догадайся с трех раз, почему.

В зябком недружелюбии ночи меня охватывает возбуждение, какого я никогда прежде не испытывала. Тут волшебство. Тут красота. Смерть и история, причем я чувствую, что все это имеет отношение ко мне. А еще в воздухе витает ощущение судьбы.

– И как же нам добраться до дворца?

Могу ошибаться, но, сдается мне, Олвин так же не терпится увести меня отсюда, как и Астрид. Их обеих беспокоит перспектива того, что мне может понравиться эта дурная земля.

– Сюда, идем, – говорит Якс, и я неохотно следую за ними прочь от обрыва по извилистой тропе, которая идет параллельно долине.

Борясь с постоянным желанием заглянуть через край, я вместо этого сосредотачиваюсь на том, что впереди. Теперь мы спускаемся по пологому склону к безопасному участку долины, и, когда солнце выглядывает из-за горизонта, я впервые замечаю королевский дворец.

Окутанная мраком огромная постройка из черного камня выглядит проклятой. Стены обвалились, их место занял бурьян, в окружающем дворец рве – мутное болото. Деревья на склоне холма позади него еле держатся, цепляясь за землю корнями, будто когтями.

Он великолепен.

По мере нашего приближения мои нервы начинают дрожать, как свет на поверхности моря. Даже мои друзья-Хранители заметно напрягаются.

Стража замка узнает Мордекая, Якса и Астрид, и нас быстро впускают. Ко мне и Олвин присматриваются более придирчиво, когда мы переступаем порог. Если Олвин просто очарована окружением, на меня вес истории наваливается стеной.

У меня ощущение, будто я бывала здесь раньше.

Будто я всегда должна была вернуться.

Будто мне никогда возвращаться не следовало.

– Ты в порядке? – интересуется Астрид, пристраиваясь ко мне.

Я киваю. Я лгу. Мне кажется, что на меня отовсюду смотрят мертвецы.

Вблизи еще лучше понимаешь, что дворец, на протяжении столетий отданный на растерзание природе крайне запущен. Мордекай ведет нас по коридорам, в окнах которых стекло давно заменил плющ, пробирающийся внутрь. Каменная крыша осыпается, свет просачивается через трещины в стенах. Полом завладели корни деревьев и, будто тень кальмара, обхватывающего своими могучими щупальцами корабль, силятся утянуть почву из-под наших ног.

Мы подходим к громадной двойной двери, по обе стороны которой стоят стражи. Они приветствуют моих Хранителей теплыми объятьями и только потом удостаивают нас с Олвин неопределенными взглядами.

– У вас получилось? – Судя по голосу, страж вовсе не ожидал увидеть их снова.

Улыбка Мордекая заражает широтой.

– О, да!

– Тогда удачи. – И они распахивают двери.

Заметно, что Якс и Астрид пристраиваются ко мне, но это получается совершенно естественно, и я чувствую, что они стараются меня защитить. Это не выглядит покровительственно и не раздражает – возникает ощущение, что о тебе заботятся и тебя любят, и я никогда еще так ни хотела, чтобы Грейс была жива. Она бы так гордилась этим мгновением!

По сравнению с этим тронным залом зал короля Востока выглядит крошечным. Массивные каменные плиты, теперь отданные на откуп мху и сорнякам, устилают пол. Потолок – пристанище для птиц, примостивших на балках свои гнезда, – возвышается над нами. Две трети пути через помещение проходит по впечатляющей галерее, где посажены, вероятно, с целью украшения, два дерева. Однако оставленные без присмотра на столетия, деревья пошли в рост, их корни беспорядочно разрослись и переплелись по земле и вверх до сводчатого потолка, откуда свисают толстенными канатами. Добравшись до самого верха, деревья пробили крышу, поэтому верхушки их мне не видны. Но даже по сравнению с ними помещение не выглядит маленьким. Оно внушает благоговейный страх.

Непривлекательной выглядит разве что группа мужчин и женщин, без особого интереса наблюдающих за нашим приближением с тронного конца зала. При нашем появлении они кажутся, скорее, напуганными.

Мальчик, сидящий у подножия трона, вероятно, и есть принц Рэйф – и он действительно еще мальчик, которому, на мой взгляд, не больше пятнадцати лет от роду. И если к этому возрасту Бронн, проживший тяжелую жизнь ученика убийцы, был уже мужчиной, Рэйф смотрится так, будто жизнь угощала его одними пряниками. На его костях избыток плоти, а в глазах – детская дерзость. Похоже, ему пока не разрешают сидеть на самом троне, и для меня это неожиданное облегчение.