Змея - Бекс Хоган

– Мы должны спешить, – повторяет Олвин.

На сей раз я следую за ней, оглядываясь и проверяя, чтобы Бая от нас не отстала.

Какое бы сумасшествие ни охватило остров, меня поражает, как здорово Олвин ориентируется. Она ведет нас узкими, мощенными булыжником улочками к домику. Мы стучим в дверь.

На пороге Мордекай. Его и без того бледное лицо становится еще белее, когда он видит нашу спутницу. Он впускает нас внутрь, захлопывает дверь и баррикадирует ее тяжелым столом.

Маленькое помещение забито народом, причем все одинаково перепуганы. С одной стороны сгрудились все мои друзья. Якс обнимает женщину, – как я понимаю, Астрид. Ее немигающие глаза устремлены на человека, которого она недавно похоронила и который теперь сидит на стуле в противоположной стороне комнаты.

– Что стряслось? – спрашиваю я, надеясь, что кто-нибудь мне все-таки ответит.

Однако никто ничего не понимает – за исключением моей бабушки.

– Ты разве не знаешь? – говорит она мне. – У тебя получилось.

Таращусь на нее, и, когда понимаю, что все взгляды прикованы ко мне, чувствую, как начинает гореть лицо.

– Ничего у меня не получилось.

Поняв, на что намекает Бая, Астрид, чьи глаза делаются огромными, отталкивает Якса и теперь вся сосредотачивается только на мне.

– Они сказали, ты осталась на корабле. Ты сошла на берег до того, как это началось? Ты пошла на пески?

– Да, – признаюсь я. – Пошла в бухту рядом с гаванью. Человек попал в беду.

Я говорю оправдывающимся тоном, но так странно убеждать человека, которого ты видишь первый раз в жизни, в том, что ты вовсе не виновата в возвращении его покойного отца.

Астрид смотрит на Баю, которая кивает, будто подтверждая ее невысказанные умозаключения.

– В чем дело? – недоумевает Мордекай.

– Вы не знаете легенду? – Астрид переводит взгляд с Мордекая на Якса, но они оба без понятия. – О том, что отпрыск главной ветви может вызывать духов острова через кровь в земле?

Вспоминаю, как шлепнулась в песок, посылая в него злобу и сожаление о тех, кто погиб из-за меня. Мотаю головой:

– Нет, только не это!

Рэйвн прищуривается:

– Такое вообще возможно?

Астрид указывает на улицу:

– У тебя есть другое объяснение?

Мне тошно. Старик с пляжа. Он не очнулся, он был трупом. Я воскресила его. Это была я. Только я.

– Я не знала! – Я задыхаюсь. – Откуда мне было знать? Что это за остров?

Астрид смотрит на меня из-под темных ресниц. Буйные кудри, чем-то похожие на мои, обрамляют половину ее лица, другая половина головы обрита наголо.

– Проклятый. Здесь твое волшебство напрямую соединяется со своими корнями. Давным-давно на Двенадцатом острове произошло восстание. Люди голодали, а вся вина лежала полностью на короле, который только и делал, что с утра до ночи курил биллотравку. Он потребовал, чтобы обитатели всех островов сражались за корону против восставших. Однако Девятый отказался помогать. После кровопролитной битвы восстание захлебнулось, но, едва успев отпраздновать победу, король обратил свой гнев на Девятый. В ярости от их предательства, он использовал всю свою способность к волшебству, чтобы привязать души наших предков к своим потомкам. Те, кто умер на этой земле, не знают покоя, постоянно ожидая королевского призыва и вынужденные всегда подчиняться. Но мертвые спали на протяжении сотен лет, и единственным напоминанием о кровавом проклятии была передававшаяся из поколения в поколение легенда. До сего дня.

– Простите. – А что еще мне сказать?

– Должен быть какой-нибудь способ это остановить. – Олвин, как всегда, мыслит практично.

Моя бабушка кладет руки мне на плечи.

– Есть такой. Ты должна покинуть эти берега, и мы вернемся туда, откуда ты нас вызывала.

– Тогда надо спешить, – говорит Мордекай, – пока остров сам себя не разорвет на клочки.

– Погоди.

Хотя мне жаль, что я потревожила мертвых и ужаснула живых, я не готова проститься с бабушкой.

Не обращая ни на кого внимания, я становлюсь перед Баей и вижу понимание в ее глазах. Она знает, что у меня есть вопросы, на которые только она может ответить.

– В тебе живет волшебство, – говорит она, и говорит с гордостью. – Не бойся, Маирин. Ни себя, ни его. Учись принимать себя такой, какая ты есть.

– А моя мать обладала волшебством?

Я подразумеваю предположение Мамы о том, что моя мать, возможно, искала Эстер по той же самой причине, что и я.

– О да. – Улыбка бабушки меркнет. – Ты ничего не знаешь о своих родителях?

– Только то, что они были убиты.

Если мертвые могут испытывать боль, то я только что пронзила насквозь свою бабушку. Очевидно, что Бая не узнала об их судьбе до самой смерти, и теперь она не сразу приходит в себя.

– Жаль, что наше время ограничено, – говорит она. – Нам есть о чем поговорить. Но твои друзья правы. Наше присутствие только вредит.

Мордекай благодарен ей и делает знак уходить, но бабушка поднимает руку.

– Но вот что вы должны услышать, вы все. – Хотя обращается она ко всем присутствующим в комнате, глаза ее прикованы к моим. – Твой отец был Хранителем королевской крови. Так они и встретились. Он посвятил свою жизнь защите Мойры и, хотя это было запрещено, они полюбили друг друга. Спасаясь от преследования, твои родители бежали сюда. Они не рассказывали мне о своих бедах, однако до тех событий твой отец никогда ничего не боялся. Мойра хотела узнать, как им защититься, и потому они отправились искать волшебника на Восьмой. Выходит, было слишком поздно. Не знаю, какое зло преследовало их, но предупреждаю: оно все еще может разыскивать тебя. Будь осторожна, дитя мое.

Все это еще надо переварить. Мой отец был Хранителем. Я часто думала о нем, но почему-то мне никогда не приходила в голову подобная возможность, хотя это было так логично. Похоже, я унаследовала бойцовские навыки от отца и волшебство – от матери. Никогда не скучала по ним сильнее, чем сейчас.

– Они бежали от Адлера, – говорю я безжизненным голосом. – Он мне больше не опасен.

Однако бабушка смотрит с сомнением.

– Я остро чувствую подстерегающую тебя опасность. Никому не доверяй.

Мордекай трогает меня за руку:

– Мы должны увести тебя отсюда. Пожалуйста.

Я бросаю взгляд на Астрид, которая стоит на коленях рядом с отцом, упиваясь этими украденными минутами нежданной встречи. Ее горе – открытая рана, и я больше не могу держать ее в таком отчаянном положении.

– Последний вопрос, – обращаюсь я к Бае. – А я могу…

Я еще только хочу облечь вопрос в слова, но она уже догадывается, что у меня на сердце.