Их сокровенная тайна - Дарья Верцун

что он может меня обманывать. Такого предательства я бы не вынесла, поэтому решила, что нужно сразу расставить все точки над «і». Сделав шаг назад, я обхватила себя руками и с осторожным подозрением впилась взглядом в любимое лицо.

— У тебя кто-то есть? — вопрос застал его врасплох, судя по тому, как густые тёмные брови метнулись вверх.

— С чего такие мысли?

— Ты уклоняешься от поцелуев, ограничиваешь ласки, ты не пытаешься уложить меня в постель, — стала засыпать я Дэна своими доводами, а он тем временем смотрел на меня, словно увидел инопланетянина. — Я понимаю, что здоровому мужчине нужен секс, и я даже не стану судить тебя. Просто будь со мной честным.

Дэн нахмурился и внимательно посмотрел мне в глаза. Устало потерев переносицу, опустил руки, пожав плечом.

— И только, судя по этим фактам, ты решила, что я тебе не верен?

— Просто я подумала… — задумавшись, утаить всю правду или высказать всё в лоб, я выбрала последнее. — Я узнала, что ты снова встречался с Инной, — сказала я, глядя ему в глаза, с горечью отмечая тот факт, что выражение его лица сменилось: оно больше не выказывало удивление, теперь в нём читалось понимание. Значит, я была права — после моего отъезда он восстановил отношения с бывшей. — Что тебя с ней связывает? — спросила я. — Зачем тебе я, когда рядом полноценная женщина, которая, по-видимому, любит тебя?

— Зачем мне ты? — недобро прищурившись, переспросил он. — А как сама думаешь?

Пожав плечами, я отвела взгляд. Не могла смотреть на него, это было слишком больно.

— Да, действительно, через некоторое время после твоего отъезда мы с Инной снова встретились. Мы спали с ней в течение последних двух лет, но, если ты думаешь, что в этих отношениях имели место быть какие-то высокие чувства, ты ошибаешься. Это было просто удобно.

Такой цинизм вызвал во мне двоякие ощущения: с одной стороны — неприязнь, а с другой — надежду на то, что я важнее кого-либо.

— Вы были вместе два года, — повторила я. — Люди не встречаются столько времени, если ничего не чувствуют друг к другу.

Это было невыносимо, но правда.

— Мы не встречались, — резко отчеканил Дэн. — Мы с ней время от времени трахались, это разные вещи. Тем более, что теперь мы прекратили всякое общение. Ты спросила, что нас связывало; надеюсь, я дал довольно развёрнутый ответ?

— И что же изменилось, что вы разошлись, ведь судя по всему тебя всё устраивало…

— Да ты на горизонте засветилась, вот что! — наперебой крикнул он, и резким движением, взяв за подбородок, заставил меня посмотреть ему в глаза, полные досады. — Мне никогда не хотелось её обнимать, — в сердцах произнёс Дэн, обжигая прикосновением пальцев мою кожу от спины по ягодиц, — не хотелось с ней засыпать и просыпаться. Не хотелось видеть её каждый день, разговаривать с ней и слушать её болтовню. Зачем мне ты? — он напряжённо усмехнулся. — Все эти желания возникают с тобой. Я хочу заботиться о тебе, и хочу, чтобы ты знала, что ты любима мной и нужна, как воздух. Хочу, чтобы ты почувствовала, что я ценю тебя и берегу, как самое ценное, что у меня есть. Но что бы я ни делал, (твою мать!) у меня не получается это правильно до тебя донести! — с мольбой глядя в мои глаза, он сказал: — Я стараюсь изо всех сил, поверь. Тебе не нравится, что я немного сторонюсь? Так ведь если я не буду этого делать, я с катушек слечу. Мне крышу рвет от тебя, Крис! От одного прикосновения твоего запаха к рецепторам уже стояк! Но я боюсь сделать что-то не то, боюсь тебя обидеть, причинить боль или пробудить хреновые воспоминания! Вот почему я ни на чем не настаиваю!

Безмолвно давясь слезами, я не нашла в себе сил, чтобы ответить, но уже начала понимать, насколько была неправа. Налетела ни с того, ни с сего, основываясь на личных предположениях и догадках, но не подумала о том, какой посыл несут его поступки. Он же продолжил:

— Я пытаюсь держать слово и не давлю на тебя. Я пытаюсь дать тебе понять, что ты нужна мне для жизни в целом, а не для каких-то определённых целей, но, видимо, я что-то делаю не так… Не знаю… Я не знаю, что мне сделать ещё, чтобы ты стала счастливой.

Мне хотелось сказать, что он всё делает правильно, что всему виной лишь моя неуверенность в себе, но слова застряли где-то внутри. Он же развернулся, поднял с дивана куртку, накинул на себя и прошёл мимо меня прямиком к двери.

Я хотела его остановить, но Дэн, задержавшись у двери, сказал:

— Ты меня знаешь всю свою жизнь. Я всегда относился к тебе серьёзно, так неужели я не заслужил хоть немного доверия?

Входная дверь с таким грохотом захлопнулась за мужчиной, что рамочка, стоявшая на комоде напротив входа, вздрогнула и упала на стекло. Только тогда я поняла, какую глупость совершила и как сильно обидела его своими сомнениями.

Прислонившись спиной к стене, я медленно осела на пол и расплакалась, зажав рот руками. Из гостиной, где развернулась самая драматичная часть нашей ссоры, стуча когтями по полу, трусцой выбежал сонный Лорик. Щенок улёгся возле меня и положил свою умную мордашку мне на колени, а я погладила пушистую холку. Так мы просидели около получаса в прихожей под дверью, и когда я смогла найти в себе силы, чтобы встать, Лорик залаял, попросив ужин.

Остаток вечера прошёл, как в тумане. Обслужив своего питомца, я ни жива, ни мертва передвигалась по дому в попытках навести маломальский порядок. У меня так всегда было, — кто-то свои неудачи заедал, кто-то пускался во все тяжкие, — а я раскладывала вещи по местам, убирала посуду и до сияния намывала полы, чтобы у меня было ощущение, что я хоть что-то могу контролировать в своей жизни.

К восьми часам я падала с ног от усталости. А ещё от жалости к самой себе и чувства безысходности. Денис так и не появился больше и даже не позвонил, и в голову начали закрадываться опасения, что я больше его не увижу. Может, он посчитал, что нечего со мной возиться понапрасну, может, так сильно обиделся, что не желал меня видеть, и, может, это я должна была нарушить молчание, набрать его номер и извиниться, но что-то меня сдерживало. Не могу сказать, что именно: чувство вины и неумение признать свою неправоту (хотя последней черты во мне никогда не водилось, но в этот раз было как-то особенно тяжело признаться,